Моран знал его три года, но даже в тесноте кабины не узнаешь все о человеке. Сначала он думал, что Таунс упёрся потому, что ему недостаёт духа отважиться на невозможное. Таунс часто оглядывался на два холмика, над которыми Лумис поставил крест. Потом Морану подумалось, что он их испытывает, проверяет серьёзность намерения, хочет заставить, чтобы они убедили его любой ценой. Уже несколько дней он не мог уяснить, против чего возражает Таунс.

Но вот в течение часа Таунс выслушивает Стрингера. Тот дал командиру подробный график необходимых работ, указал даже время, которое понадобится на отдельные операции, и их последовательность. Временами Стрингеру казалось, что Таунс не слушает, и он обиженно замолкал, тогда подошедший Моран просил его продолжать. Сам тон, которым конструктор излагал свою идею, придавал ей какую-то странную осуществимость: он говорил так, будто они находятся в самолётном ангаре где-нибудь в Англии, не испытывая недостатка в электроэнергии, а вода течёт из всех кранов.

— Видите ли, проблемы деталей нет. «Скайтрак» имеет две гондолы, и левая не повреждена. Правый двигатель получил повреждение корпуса из-за удара винта о песок, но оно несильное, поскольку сила вращения машины при столкновении была направлена влево и поднимала все правосторонние компоненты: винт, главное крыло, фюзеляж и хвостовое крыло. Полагаю, вал выдержит. Мы очистим карбюратор от песка, забившего его во время полёта. Стартер, конечно, цел, поэтому без особых усилий удастся запустить правый двигатель. В правом баке достаточно горючего и для большего полёта, чем тот, который потребуется нам. Баки с охладителем уцелели. Масла хватит, если мы не будем сжигать его слишком много в светильниках и сигналах для капитана Харриса. Большая часть жидкости из гидравлики вытекла, но я продумал прямые тяги управления. Это не проблема.

Свой рассказ он пояснял быстрыми рисунками на песке, выравнивал песок и опять рисовал, сидя на корточках, худой, убеждённый в каждом своём слове, похожий гладко выбритым лицом и пенсне на молодого Ганди.

Таунс стоял, прислонясь к корпусу самолёта. Глаза его скрывали темно-зеленые очки, может быть, они были зажмурены. Все же казалось, он слушает.

— Я провёл некоторые грубые расчёты, — продолжал монотонный голос. — Из запасов рельса в грузовом отсеке и лонжеронов фюзеляжа мы возьмём материал для изготовления салазок для взлёта. Не думаю, что можно отремонтировать шасси. Будут ли работать салазки на этом песке?

Стрингер поднял глаза на Таунса, и Моран надеялся, что тот его слушает, потому что вопрос был проверочный. Теперь всем им нужен этот парень, а пренебрежительным отношением его можно спугнуть.

— Возможно, и будут, — ответил Таунс.

Стрингер облизал пересохшие губы.

— Посложнее с установкой крыла, так как придётся вставлять болты в проушины изнутри. Но позади двигателя можно поставить стойку и отвести от неё страховочные тросы к крыльям. Не вижу никаких проблем с хвостовой частью, потому что вся правая половина цела, имеется достаточная часть хвостовой секции и между фюзеляжами — её хватит на оба борта. Воспользуемся двумя панелями фюзеляжа, чтобы приподнять вертикальный стабилизатор и получить увеличенную килевую поверхность, так как мы в ней будем нуждаться. Не вижу также проблемы с…

— Не видите? — Таунс широко раскрытыми глазами уставился на Стрингера. По его седым вискам струился пот, заметно было, как пульсирует жилка. — Вы не видите многих проблем, мистер Стрингер. Позвольте подбросить парочку. — Он вперил взгляд в узкое мальчишеское лицо, на котором за стёклами очков удивлённо округлились карие глаза. Тонкогубый рот открылся, но словно иссяк ровный поток шедших из него гладких фраз. Не вечно же ему длиться, этому монотонному голосу с метал— лическим дребезжанием: «Есть проблема… Нет проблем».