Кто-то смеялся в ответ и выкладывал деньги. А кто не выкладывал, уходил, осыпанный горькими проклятьями генеральши оливок в масле. Нино де Мартино уйти не мог, даже если бы очень захотел. Он только неодобрительно качал головой, да так сильно, что казалось, в один прекрасный день голова оторвется и улетит подальше от бессовестной соседки. Он вообще не очень понимал все эти разговоры про кризис. Он и сейчас не ходил в рестораны, как не ходил в них до кризиса. Его раздражал постоянный рост цен на бензин, но, с другой стороны, бензин все равно оставался дешевле оливок Франки. И в конце концов, достаточно было заварить кофе в старенькой турке на плите в фургоне — и жизнь казалась не такой уж скверной. Он считал, что все всегда готовы жаловаться, просто чтобы найти оправдание и повод ограбить ближнего.
— Не нравится мне все это, — ворчал де Мартино, хмуро оглядывая прилавки конкурентов.
Он был честным человеком. Из тех, кто никогда не выложит на прилавок того, чего не поставил бы на стол своим детям. Но сегодня на его лотке были скороспелые фрукты.
— Какая красота! — воскликнул чей-то голос, и бледная рука потянулась к черешне. — Можно?
Эмма взяла красную ягоду, не дожидаясь ответа:
— Восхитительно!
Сестра Франка ничего другого и не ждала:
— Что я тебе говорила? Туристы!
— Она не туристка, — заступилась за подругу Лючия, — она просто иностранка.
— Красавица-моя-красавица, — запела Франка, не слушая ее, — повезет тому, кому ты достанешься.
Лючия собиралась что-то ответить, но Эмма перебила ее:
— Вон они! — сказала она, указывая пальцем куда-то вдаль.
Грета и Ансельмо выехали из-за кулис разноцветных фасадов, как прозрачные фигуры из далекого сна. Подпрыгивая по брусчатке на своих велосипедах, они медленно петляли между прилавков. Рядом ковылял на двух ногах остальной мир, грустный, разочарованный, враждебный. Они скользили мимо, оставляя этот мир позади одним оборотом колеса. Два лебедя, опустившиеся на грязный пруд. Им скоро снова в путь. Но прежде чем исчезнуть в синем небе, они притормозили в самом центре Кампо де Фиори. Эмма пошла им навстречу в сопровождении Лючии:
— Привет! Как дела?
— Отлично, — ответил Ансельмо за двоих.
Потом оглянулся на Грету, словно ища подтверждения своим словам, и отъехал назад, ближе к ней: лицо, разгоряченное быстрой ездой, запах дороги и ветра.
— Мы едем с самой улицы Джентилини, — улыбнулась Грета. — Мы даже ни разу не остановились. Такое солнце!
Она сказала все это, будто предвосхищая вопрос Эммы. Это был лучший ответ, который она могла дать.
— Так вы, наверное, пить хотите. Пойдемте закажем какой-нибудь drink! — предложила Эмма.
Лючия скривила рот:
— Я бы предпочла какой-нибудь фруктовый сок.
— Лючия, drink — это все, что пьется, — терпеливо объяснила иностранка.
— И фруктовый сок пьется!
— Похоже на то…
— Тогда я за!
— Я тоже, — одобрила Грета. — Мы только припаркуемся и догоним вас.
Они слезли со своих велосипедов и стали связывать их вместе, по-прежнему улыбаясь куда-то в пустоту.
Эмма и Лючия сели за столик из кованого железа, залитый мягким вечерним солнцем. Эмма тут же принялась листать меню, а Лючия все не сводила глаз с подруги.
— Она меня немного пугает.
— Кто?
— Грета.
— Почему?
— Не знаю… она такая… не знаю… улыбается… Ты видишь, как она улыбается? Я к этому не привыкла, мне кажется, это вообще не она. |