— Ш-ш-ш-ш, тихо, тихо. Будь умницей.

Эмилиано перевел взгляд с ребенка на сингальца и заговорил более низким голосом:

— Ш-ш-ш-ш, ну тихо, тихо. Ты тоже будь умницей. Будешь умницей?

Мужчина часто закивал головой, словно хотел сказать тысячу раз «да».

— Хорошо, — одобрил Эмилиано.

Потом резко повернулся, скрипнув сапогами. Едва коснулся взглядом Эммы, скользнул по веснушкам на ее скулах и чуть не потерял равновесие. Никто ничего не заметил. Эмилиано вышел из прачечной, не сказав больше ни слова.

— Ты куда? — за порогом его остановила Грета. — Что это значит? Кто такой Малыш?

Эмилиано резко одернул ее руку:

— Отстань, Грета.

— Отстану, если вернешь мне дневник.

Он ее даже не слушал.

— У нас уговор, — настаивала Грета.

— У нас с тобой?

Грета замерла.

— Я тебе пожимал руку?

— Нет.

— Значит, у нас с тобой нет никакого уговора.

Все правильно. Уговор был с Ансельмо, но Ансельмо здесь не было.

— Ты ведь говорил…

— Где твой ангел-хранитель? — резко перебил ее Эмилиано.

Грета сжала зубы и опустила глаза.

— Ясно. Ты ему уже надоела.

Грета почувствовала сильное желание наброситься на него и как следует поколотить. Сухожилия напряглись, ладони сжались в кулаки.

— Забудь его. Он все равно не вернется. Никто не возвращается.

— Уходи, — прорычала Грета.

— Именно это я и делаю.

Грета тут же раскаялась в том, что только что сказала. Он не должен вот так уйти. Она ему не позволит. У него теперь есть верный след. Он сам сможет найти владельца булавки, без их помощи, и если это случится, он никогда не вернет дневник. Она была в этом уверена. И рванулась вперед, чтобы остановить его, но что-то пригвоздило ее к земле. Что-то сильнее ее. То, что зовется «мы».

— Все хорошо? — спросил Чезаре, наблюдавший всю сцену стоя у машины и спрашивая себя, следует ему вмешаться или пока можно подождать.

— Хорошо, — заверила его Эмма, быстро сев в автомобиль и захлопнув дверь. — Поехали.

Лючия в точности повторила ее движения.

А Грета все смотрела на темный силуэт Эмилиано, который сливался с силуэтом мотоцикла и ускользал от нее в потоке машин. Ему придется сдержать слово. Она не знала как. Все равно как. Но он должен будет его сдержать.

— Я домой, — сказала Грета, прощаясь с подругами.

Машина Чезаре покатила вперед.

Грета перешла дорогу без тротуаров, как Ансельмо устремив глаза в небо, где ветер ткал свои таинственные и невидимые узоры.

Мое

Когда не знаешь дороги, путь кажется более длинным.

Когда нет подъема, спуск тоже исчезает.

Вместе с опьянением от спуска. Прямые дороги

создает человек. Жизнь предпочитает круги.

В орбитах планет, в рисунке цветов,

в колесах велосипедов. Смысл происходящего

кружит вокруг нас, избегая острых углов.

Мы, как и вы, не можем уловить его.

Мы можем только исполнить танец до конца,

пока не кончится музыка.

Чтобы вернуться туда, откуда начали с одним

желанием: снова отправиться в путь.

Еще более долгий.

Он уже с полчаса ехал куда глаза глядят, все время прямо. Он искал подъемы и спуски, но Милан стлался у его колес, плоский, как лист непрочитанной книги. Порта Тичинезе, Сан Лоренцо, улица Торино, Дуомо и потом слева робкая зелень. Там дальше, кажется, парк и огромные глаза Греты, пристально всматривавшиеся в него в далекой листве.