Изменить размер шрифта - +
Ансельмо поехал на велосипеде и уже давно был на вокзале. Он устроился ждать на скамейке на большой площади и стал разглядывать двух крылатых коней из белого мрамора, возвышавшихся над монументальным входом Центрального вокзала. Мощные фигуры с крупными мышцами, большие головы опущены вниз. Две задрапированные статуи рядом склоняли головы к длинным шеям лошадей, словно говорили им что-то по секрету. Наверное, что-то о муравьишках, которые суетились внизу, беспрестанно входили и выходили из вокзала. На каком языке говорили статуи и кони? Жалели они тех, внизу, у которых не было ни крыльев, ни драпировок? Смеялись над ними? Оплакивали их горести?

Ненужные вопросы. Гора ненужных вопросов. Еще более ненужных, чем обычно.

— Ты давно ждешь? — услышал он за спиной голос отца.

Тоже ненужный вопрос, но его все задают и поэтому он кажется нормальным.

— Нет, я только приехал.

— Поезд отходит через десять минут. Вам надо спешить, — предупредил Дзено.

Он крепко обнял Гвидо и протянул Ансельмо руку, в которой была маленькая синяя книга.

— Это мой дневник, — сказал Дзено. — Я больше не могу следовать за полосами света. Я слишком стар. Но может, среди этих слов ты найдешь ответ.

Ансельмо взял дневник, крепко сжав всеми пальцами полотняную обложку. И понял, что у него в руках очень ценная вещь. Ценная, как все вещи, которые проходят через время и остаются живыми.

— Спасибо.

Старый тренер приложил руку к груди:

— Знаешь, я задавал себе тогда много ненужных вопросов. А потом понял, к чему они все.

Ансельмо хотел, чтобы посланник и ему сказал, к чему все эти вопросы, но тот мочал. Потом сел на велосипед, который он одолжил Ансельмо. Велосипед Ады.

— Счастливого пути! — пожелал Дзено на прощанье.

— Тебе тоже, — ответил Гвидо.

Педали закрутились беззвучно, несмотря на возраст сцепления, и посланник медленно поехал домой. Налегке.

— Ты готов вернуться? — спросил отец, направляясь к входу в вокзал.

Ансельмо подумал о задраенных окнах поезда, на котором они должны были ехать в Рим. Если бы только можно было выставить голову из окна. В ветер. В полную панику запахов. Может, тогда он был бы готов вернуться.

— Ансельмо, — позвал его отец.

Ансельмо встал со скамейки и пошел за Гвидо.

— Не знаю.

— «Не знаю» звучит лучше чем «нет».

Ансельмо улыбнулся:

— Надеюсь.

— Давай пошевеливайся, поезд отходит.

Ему вдруг подумалось, что было бы не так уж плохо остаться в Милане, спрятаться среди велосипедов Дзено, говорить о прошлом и никогда не садиться в этот поезд, не возвращаться к Грете. К этим глазам, которые ждали того, чего он не мог ей дать.

Говорят, в любви побеждает тот, кто бежит.

Кто это говорит? Тот, кто бежит? Или тот, кто любит? Ясно одно: он бы сбежал с превеликим удовольствием. Но она бы за ним не пошла. И кто бы тогда выиграл? В любви…

— Седьмой путь, — перебил его мысли Гвидо, читавший табло отправлений.

Несколько минут спустя мысль о побеге выцвела на путях поезда. «Красная стрела» со скоростью триста километров в час понеслась к Риму, к Грете, к невыносимой зелени леса под ее ресницами.

 

— Тебе не понравился пилатес?

Марта Килдэр стояла в дверях: на плечах спортивная сумка и легкая короткая куртка жемчужно-серого цвета — в тон туфлям с каблуками-стилетами.

— Не очень.

— Хочешь попробовать спиннинг? Это очень тонизирует.

Это очень подавляет. Двадцать человек с наушниками на голове, которые, как безумные, крутят педали велосипедов, не двигающихся с места.

Быстрый переход