А когда я вернулась, долго прыгал вокруг меня, радостно фыркая и распинывая в стороны снег. И лишь приглядевшись, я поняла, что его задняя левая лапа теперь исчезла.
– Что, братец? Тоже попал? Ну, не бойся… Бояться тут нечего.
Опустившись рядом, я сгребла его в объятия. И его задняя лапа безвольно качнулась в воздухе.
* * *
Той ночью R разминал в постели мою исчезнувшую ногу. Он массировал ее так долго и старательно, словно верил, что таким способом сможет ее вернуть.
– В детстве, когда я простужалась, мама тоже разминала меня, – пробормотала я.
– Вот видишь? – тут же подхватил он. – Как могла твоя нога исчезнуть, если ты помнишь такие вещи?
Он улыбнулся, и его пальцы заработали еще активнее.
– И то верно… – чуть заметно кивнула я и уставилась в потолок.
На самом же деле прикосновения мамы в моих воспоминаниях были совсем не похожи на то, что я испытывала теперь. Через мою исчезнувшую ногу не передавались ни теплота его рук, ни осторожная сила нажатий. Лишь отстраненные шорохи да вибрации оттого, что одна вещь трется о другую. Но я не признавалась ему в этом, поскольку боялась обидеть.
– Посмотри, – сказал он. – Вот на твоей ноге пять ноготков. Они мягкие и прозрачные, как кожица у какого нибудь фрукта. А вот – твоя пятка. А это – лодыжка… Все точно такое же, как и на правой ноге. Зеркальная копия, взгляни! Тот же изгиб колена, такого изящного, что хочется спрятать его в ладонях, ощупывать и удивляться, какой сложный механизм у коленной чашечки. Белоснежное бедро, мягкая теплая икра… Всю твою левую ногу я могу ощутить до самых неприметных ложбинок, царапинок, синячков. Как же можно говорить, что все это куда то исчезло?!
Он сидел на коленях у края кровати, и его пальцы не останавливались ни на секунду.
Я закрыла глаза и еще отчетливей осмыслила пустоту, распахнувшуюся в моем теле. Заполненную абсолютно прозрачной водой, в которой не осталось уже ни кусочка, ни дольки от каких бы то ни было воспоминаний. Да, руки R старательно взбалтывали эту воду, но на поверхность всплывали только слабые пузырьки, которые лопались беззвучно и исчезали бесследно.
– Какая же я везучая, – говорю я. – У меня есть кому беречь и разминать мою ногу, даже если она исчезла… Другим то левым ногам на острове так не повезло! Им, должно быть, сейчас очень холодно и одиноко.
– Даже представить не могу, что теперь творится в этом вашем внешнем мире. Похоже, там все только и знает, что исчезать одно за другим…
– Думаю, наш мир меняется не так сильно, как вам кажется. Каждый раз, когда пустота потесняет нас, мы отползаем ровно на столько же. И живем в остающемся пространстве – осторожно, не поднимая шума. Так было всегда, с незапамятных времен… И только сейчас что то немного не так. Может, потому, что теперь людям придется не избавляться от исчезнувших вещей, а всю дорогу таскать их с собой? Это очень ценный и трудный опыт, которого у них еще не было! Хотя лично я уже привыкаю к нему благодаря вам…
– Чтобы избавиться от исчезнувшего, вы тратите очень много усилий, верно?
– Обычно да. Но на этот раз ничего не поделаешь. То, что исчезло сегодня, невозможно ни сжечь, ни похоронить. Его не раздробить на молекулы, не растворить в кислоте и не выбросить в море. Люди растеряны – никто не знает, что с этим делать. Все, что нам остается, – это стараться, чтобы наша левая нога не попадала в поле нашего же зрения… Но я уверена, довольно скоро все устаканится. Не знаю как – но когда нибудь все вернется на круги своя.
– На круги своя? Ты о чем?
– Пустота от левой ноги найдет в сердце то, чем заполнит себя целиком.
– Так зачем же вы только и делаете, что избавляетесь от всего на свете? Ведь если мне нужна вся ты – значит, мне нужна и твоя левая нога, неужели не ясно?
Он прикрыл глаза и вздохнул. |