— Она послала меня на смерть, — поняла Клер. — Она хочет, чтобы вы убили меня.
— Да. Умно, не правда ли? Она понимает, в каком я отчаянии. А ты мерцаешь так ярко, Клер.
Искушение почти... — Он с силой затряс головой, точно отгоняя какие-то мысли. — Слушай, что я скажу. Она ищет способ предотвратить неизбежное, но на подобный обмен я не готов согласиться. Ты такая маленькая, хрупкая; не могу я лишить тебя жизни ради половины дня или, может, даже часа просветления. Оно того не стоит.
— Но... Вы ведь говорили, что я могу научиться...
— Хотелось бы, но это невозможно. — Он вздохнул. — Есть вещи, которые ты сможешь усвоить разве что через несколько лет. Мне очень жаль.
Иначе говоря, Мирнин считал ее глупой, и Клер почувствовала, как в ней разгорается гнев.
— Отпустите мою руку! — воскликнула она.
Он так удивился, что медленно расслабил пальцы.
— Объясните, в чем проблема. Вы не всеведущи и могли что-то упустить.
— Наверняка упустил, — согласился он с бледной улыбкой. — Но заметь, Клер: мышцы уже плохо повинуются мне. Скоро я не смогу ходить, потом говорить, а потом меня ждут слепота и безумие. И закончу я свои дни в мрачной темнице, умирая от голода. Неужели ты думаешь, если бы существовала хоть малейшая надежда избежать подобной участи, я не ухватился бы за нее?
Он говорил так спокойно, как если бы все это уже произошло. А ведь ей почему-то казалось, что однажды он просто исчезнет — без боли, без мучений, которых вовсе не заслужил. Даже Оливер не заслужил такого.
— Нет, — сказала Клер, хотя понимала, что поступает глупо. — Нет, этого не должно случиться. Вы знаете, что является причиной вашей болезни?
— Когда-то знал. — Теперь в улыбке Мирнина чувствовалась горечь. — Амелия помнит многое из того, что я забыл, но тебе проще найти ответ в моих тетрадях. Я, конечно, выражался осторожно, но при внимательном изучении все можно понять. В любом случае это больше не имеет значения. Я чувствую, как безвозвратно соскальзываю во тьму.
— Откуда вы знаете?
— Это происходит всегда одинаково, и мне уже случалось наблюдать... Амелия упрячет меня под замок, поскольку у нее не будет выбора. Она должна постараться сохранить тайну, а умирать я буду очень, очень долго, потому что стар. — Он покачал головой. — Это неважно. В данный момент важно одно — ты немедленно уходишь домой и никогда больше сюда не возвращаешься. Вряд ли у меня хватит силы воли дважды отказаться от такого прекрасного, вкусного подарка.
Глупость какая! Ведь ей не нравится Мирнин, просто не может нравиться! Он жуткий, странный и по крайней мере дважды пытался убить ее.
Тогда откуда это чувство, будто она вот-вот расплачется?
— Что, если использовать те кристаллы? — предложила она.
Мирнин сощурил глаза.
— Я многое усвоила, когда вы давали мне их. Что, если снова прибегнуть к ним? Причем нам обоим? Это поможет?
Она еще не договорила, а он уже затряс головой.
— Клер, это глупо. Какой смысл продолжать попытки разработать лекарство, если времени все равно не хватит...
— Это и есть лекарство от вашей болезни! — Роясь в рюкзаке в поисках склянки с кристаллами, она внезапно ощутила прилив надежды. — Разве не созданием его вы все время занимаетесь?
— Да. Ты правильно сообразила, умница. Но суть в том, что на разработку хотя бы этого средства потребовались годы, а оно в лучшем случае — лишь временная мера. Даже в больших дозах его действия хватает всего на несколько часов, а последствия для тебя...
— А вдруг мы сумеем разработать настоящее лекарство?
— Наивно рассчитывать, что можно проделать такую работу за несколько часов. Нет, думаю, тебе лучше уйти. Я был достаточно великодушен сегодня. |