Трудно не желать этого ощущения снова.
— Принимай их, или мне придется «принять» тебя, Клер. Других ходов на нашей шахматной доске нет.
Она высыпала кристаллы в рот, и ее чуть не вырвало от горечи, даже земляничный привкус почти не чувствовался. Во рту остался гнилостный, холодный вкус; мелькнула мысль, что ее правда может стошнить.
А потом все вокруг разом обрело четкие, непогрешимо ясные очертания.
Мирнин больше не выглядел ни странным, ни жалким; он напоминал пылающий столб энергии, едва удерживаемой под кожей. Однако она каким-то образом видела, что он болен; тьма таилась внутри его, словно гниль в древесном стволе. Все в комнате феерически мерцало.
«Это нейротрансмиттеры, — подумала она. Мысль двигалась со скоростью миллион миль в час, что вызывало головокружение и затрудняло дыхание. — Мои реакции, наверное, в десять раз ускорились».
Мирнин вскочил, схватил ее за руку, подтащил к полкам и начал лихорадочно сбрасывать с них блокноты, учебники, обрывки бумаги, две тетради в черных обложках, скомпонованные из отдельных листов, — Клер писала в таких во время лабораторных занятий. Попалось даже несколько дешевых тетрадей в голубых обложках — такие она использовала для черновиков. И все это было густо исписано четким, прекрасным почерком.
— Читай! — скомандовал он. — Быстро.
Ей оставалось лишь переворачивать страницы. Глаза схватывали все сразу, словно камеры, а мозг работал так стремительно и эффективно, что она в случае надобности мгновенно переводила и понимала текст. Почти двести страниц промелькнули с той скоростью, с какой могли двигаться пальцы.
— Ну?
— Вот тут ошибка, — ответила Клер и пролистала обратно почти две трети тетради. — Здесь. Видите? Формула неправильная. Переменная не такая, как в предыдущей версии, и эта ошибка все время воспроизводится дальше...
Мирнин издал полный ярости крик, словно хищная птица, падающая на добычу, и вырвал у нее тетрадь.
— Да! Теперь я вижу! Какая глупость! Неудивительно, что он поддерживал мои силы всего несколько дней. Но ты, Клер... О, ты совсем другая!
Она понимала, что следовало бы опасаться этой его улыбки хищника, но ничего не могла с собой поделать и улыбнулась в ответ.
— Дайте мне следующую тетрадь, — сказала она. — И начнем делать кристаллы.
Когда действие препарата начало ослабевать, сперва это сказалось на Мирнине. Он принял больше Клер, но помогало ему меньше. Вот почему в прошлый раз он глотал кристаллы понемногу — чтобы продлить эффект, даже если изменения не будут так уж потрясающи.
А сейчас все для него закончилось так быстро, как если бы он на скорости девяносто миль в час врезался в кирпичную стену.
В какой-то момент Мирнин утратил равновесие и сбил с лабораторного стола поднос; попытался поймать его в воздухе, но промахнулся, хотя час назад подобный трюк дался бы ему без труда. Теперь же он смог лишь огорченно пнуть злосчастный поднос, который пролетел через всю комнату и с дребезжанием врезался в стену.
Клер в это время выкладывала новые кристаллы для просушки. Она тоже начала чувствовать, что эффект ослабевает, — мозг работал медленнее, в теле появилась болезненная ломота. Мирнин наверняка чувствовал себя еще хуже.
«Не нужно было принимать кристаллы», — подумала она.
Маниакальная фаза у него всегда заканчивалась потерей рассудка, он испытывал яростное, хотя невыполнимое желание быть самим собой.
Однако, как надеялась Клер, сушившиеся на другом подносе кристаллы могли изменить ситуацию. Ошибку допустил не Мирнин, а его последний помощник — неизвестно, умышленно или нет. Новые кристаллы будут действовать эффективнее и дольше.
Они смогут стабилизировать состояние Мирнина.
— Это еще не лекарство, — сказал он, как будто прочтя ее мысли. |