Она светилась от переполнявшей ее энергии. Ее темные глаза сияли, загорелая кожа светилась. Смех искрился. Ее грудь обтягивал лиф сарафана, соски затвердели от прохладного воздуха в ресторане, и желание снова начало просыпаться в нем. У них было не так много времени, чтобы побыть вдвоем. Скоро они вернуться в Штаты, и его работа будет закончена. Скоро, слишком скоро. Он еще не насытился ею, дикой сладостью ее тела под ним. Тем, как ее смех уменьшал напряжение в его теле.

Они вернулись в отель, вернулись в кровать. Он неистово занимался любовью с Джейн, пытаясь насытиться этими ощущениями, пытаясь накопить достаточно воспоминаний, которые останутся с ним на долгие годы одиночества. Быть в одиночестве — глубоко проникшая в его жизнь привычка. Он хочет ее, но не может представить ее с собой на ферме, и он точно не может жить в ее мире. Ей нравится, когда вокруг люди, тогда как он предпочитает иметь за спиной стену. Она была открытой, а он — сдержанным и замкнутым.

Джейн тоже понимала, что это почти конец. Лежа на его груди, окутанная темнотой как одеялом, она рассказывала. Это был ее подарок Гранту, рассказ о ее детстве, о школе, которую она закончила, о еде и музыке, которые она любила, о книгах, которые ей нравилось читать. После этого ему было легче вернуть долг. Тихим хриплым голосом он рассказал ей белобрысом мальчишке, которым когда-то был, дикаре с болот, дочерна загорелым под жарким солнцем Джорджии. Он научился охотиться и ловить рыбу, едва начав ходить. Он рассказал ей, как играл в футбол в старших классах, бегал за девочками из группы поддержки, напивался и играл в карты, а потом пробирался домой так, чтобы мать его не увидела.

Ее пальцы перебирали волоски на груди Гранта. Она понимала, что тишина наступила потому, что он в своей истории достиг точки, когда его жизнь резко изменилась. Это уже не было легкой историей его детства и юности.

— Что случилось потом? — прошептала она.

Его грудь поднялась и опала.

— Случился Вьетнам. Я был призван на службу в восемнадцать лет. Я был чертовски хорош в джунглях, поэтому туда меня и отправили. После этого я возвращался однажды домой в отпуск. Мои предки были теми же, а я уже был другим. Мы даже не могли разговаривать друг с другом. Я уехал обратно.

— И остался?

— Да, я остался. — проговорил он ровным голосом.

— Как ты попал в секретную службу, или как вы там ее называете?

— Секретные операции. Задания высокой степени риска. Война закончилась. Я вернулся домой, но мне там нечего было делать. Меня обучали управлять жизнями людей. Я что, должен был работать в бакалейном магазине и играть в опасные игры с людьми, которые пришли ко мне купить десяток яиц? Думаю, что со временем я бы приспособился, но мне не хотелось болтаться там, чтобы проверить это. Я сбивал с толку предков, для которых я давно стал чужим. Потом один коллега вышел на контакт со мной, и я принял его предложение.

— Куда ты сейчас возвращаешься? Обратно в Джорджию?

— Только на несколько дней, дать им знать, где я буду. Я не могу там поселиться. Слишком много людей меня знают, а я хочу быть один. Я купил ферму в предгорьях Теннеси и отсиживался там с тех пор. Пока твой отец не нанял вернуть тебя домой.

— Был ли ты женат? Помолвлен?

— Нет, — ответил Грант и поцеловал ее. — Достаточно вопросов.