Впятером мы пересекли царивший внутри полумрак.
Несколько человек у стойки на тумбах на время прекратили негромкий разговор…
Менты были тут чужаками, но интересы заведения требовали, чтобы их приняли на самом высоком уровне. Худой, в круглых очках юноша в углу, негромко лабавший на пианино что-то жалостно-тягучее, немедленно переключился на блатняк. Я узнал все тот же "Владимирский централ"
Сразу же появился владелец заведения — солидный, с серебряным ежиком вокруг залысин, без шеи, с плоским, расплющенным когда-то носом. Видимо бывший спортсмен. Вокруг закружились его подчиненные…
Нас пригласили за столик. Я постарался оказаться рядом со своим новым знакомым, по другую руку от меня сел Вагин.
Уже знакомый мне официант — курчавый, с тонкими усиками — тоже был здесь. Он делал вид, что мы незнакомы. Таков был закон профессии. Чтобы поздороваться неформально, ему требовался какой-то знак с моей стороны.
— Как сегодня толма? — обратился к нему я. — Как обычно?
Это и был знак.
Он улыбнулся. С этого момента мы держались как давно знакомые.
— И толма, и форель… Все в порядке. Бэ сэдер….
Вместо привычного английского о'кей он использовал его ивритский аналог и адресовал его не Вагину, не моим соседям, а именно мне, будто знал, что только я один из всей компании знаю иврит, потому что был представителем сыскного агентства в Израиле и в Палестинской автономии.
А может расхожие ивритские словечки "бесэдер", "балаган" просто получили распространение в московской разноязычной полублатной полуинтеллигентной среде?!
Он был, безусловно, непрост этот официант, а, может, действительно, учитель или журналист…
Пока один из официантов принимал заказ, другие уже нагружали на стол минералку, белый свежий лаваш. Среди нас не оказалось любителей разносолов. Все заказали одинаково: форель, салаты из свежих овощей, кофе. К водке взяли еще селедку, семги, грибки…
Первую рюмку выпили еще под водичку…
И сразу — налили вторую…
Рыбу принесли быстро. С соком граната, неразрезанную, обсыпанную крупной солью… Под водочку разговор, как водится среди ментов пошел профессиональный: ворье, банковские предпочтения, учредители, происки кавказцев….
Улучив момент, я обернулся к своему коллеге по частному сыску. Нас связывала общая тайна. Он улыбнулся мне одними глазами. Ждал…
Я был в большой степени, нежели он, заинтересован в разговоре по душам.
В самом деле: что мог ему открыть я? Ведь он следил за мной, а не я за ним…
Согласится ли он говорить со мной откровенно? Захочет хотя бы частично нарушить контракт?
— По-моему, неплохая рыба…
— И свежая… — Он был согласен.
Путь к сближению я предложил самый простой и банальный. Мы должны были сойтись во взглядах вначале по такому в общем-то бесспорному вопросу, как достоинство заказанной нами форели.
Я совершенно искренно похвалил лаваш. Он снова согласился.
В пределах возможного мы могли быть единомышленниками.
Можно было осторожно начинать расспросы.
Только ли я интересую его? Не девушка и не генерал Арзамасцев?!
Мне следовало подать пример доверия первому:
— Я работаю у этого дома около двух недель. А ты?
— Я тут непостоянно.
Я понимал, что не имеет права открытым текстом прямо сказать, что он работает за мной и кто его заказчик. Однако, косвенно, дать мне это понять, он мог…
— Начал давно?
— Примерно тогда же.
Теперь я мог лучше его рассмотреть. Узкое, тонкой кости незапоминающееся лицо, темные, с длинными ресницами глаза. |