Уиллем заговорил на старинном языке, и теперь, когда я ощущала жажду крови, он казался мне музыкой.

— Как и было предсказано, — сказал Уиллем по-английски, — та, что выживет, умертвит своих самцов и, восходя к власти, вкусит их крови.

Я вцепилась в Сайласа, мои мысли начали путаться. Перед моим внутренним взором поплыли поляны с алыми цветами, картины того, как я росла, как жила. Я швырнула нож на пол и откатилась от Сайласа. А потом легла на спину, пристально вглядываясь в яркие огни сцены. Вечеринка продолжала бушевать. Я закрыла глаза и услышала вопль Сайласа:

— Пустите меня!

Знай мы все это наперед — ни за что не стали бы говорить байкерам, что выпивка будет очень крепкая. Если бы они не воровали напитки всю ночь, от них как от охранников наверняка было бы больше пользы, да и вели бы они себя не столь агрессивно.

На сцене что-то затумкало, как тот самый труп в сушке: «тум… тум… тум…» Крики Сайласа постепенно стихли.

Опустившись на колени рядом со мной, Освальд проговорил:

— Все хорошо. Я уже здесь.

Мне хотелось оказаться в его объятиях, прижаться к нему и успокоиться, но я не могла.

Никогда в жизни я не чувствовала себя такой одинокой, такой рассерженной. И я завопила. Я вопила и вопила не переставая.

Я слышала, как Освальд убежал, а потом вернулся, таща за собой Томаса.

— Помоги ей! — велел Освальд.

Томас приблизился ко мне. Взяв за руку, он заставил меня посмотреть на него. Его дыхание пахло весной.

— Ты в безопасности, — сказал он. — Засыпай, Милагро.

И я заснула.

Глава двадцать четвертая

Новый ykyc любви

Проснувшись на следующее утро, я увидела Освальда, который дремал в кресле возле моей постели. На мгновение я растерялась, но потом на меня, словно лопата на голову, обрушились воспоминания прошедшей ночи.

— Освальд! — позвала я, и он тут же открыл глаза.

Освальд улыбнулся ровно и сдержанно; эта улыбка была не похожа на ту беззаботную, кособокую.

— Привет, малышка, — мягко проговорил он. — Как ты себя чувствуешь?

— Что было потом?

Протянув руку, Освальд смахнул волосы с моего лица. На нем были хирургические перчатки, и я почувствовала себя так, словно была каким-то заразным, ненавистным, неприкосновенным существом.

— У всех были свои планы, — сообщил он. — Гэбриел проник в их группировку по заданию совета. Он все еще собирал доказательства, но тут появилась ты и изменила график Сайласа.

Вот он, единственный яркий стежок на мрачном гобелене моей жизни.

— Я знала, что это неправда и он вряд ли женится на омерзительном розовом существе в оборочках.

Освальд улыбнулся.

— Гэбриел уже повез Сайласа в аэропорт. Он представит совету обвинения в его адрес. А видеозапись прошлого вечера поможет ему.

— Где проходят собрания совета?

— Даже я этого не знаю, — ответил Освальд. — В отличие от Гэбриела у меня нет допуска такого уровня.

— Я должна была доверять ему! — принялась сокрушаться я.

Чувство вины от того, что я плохо обращалась с Гэбриелом, было чем-то вроде мелко нарубленного кориандра в сальсе моих дурных ощущений — пусть не главная составляющая, но все равно важный ингредиент.

— Ему как раз и нужно было, чтобы мы ему не доверяли.

— А мы все равно должны были доверять, — настаивала я. — Как же ты успел вернуться? По словам Сайласа, они что-то нахимичили с твоей машиной.