На утешенье, на забаву

Пей искрометное вино,

Пока вино тебе по нраву,

Пока не тягостно оно.

Сверкнут ли дерзостные очи –

Ты их сверканий не отринь,

Грехам, вину и страстной ночи

Шепча заветное «аминь».

Ведь всё равно – очарованье

Пройдет, и в сумасшедший час

Ты, в исступленном покаяньи,

Проклясть замыслишь бедных, нас.

И станешь падать – но толпою

Мы все, как ангелы, чисты,

Тебя подхватим, чтоб пятою

О камень не преткнулся ты…

10 декабря 1915

8

Говорит смерть:

Когда осилила тревога,

И он в тоске обезумел,

Он разучился славить бога

И песни грешные запел.

Но, оторопью обуянный,

Он прозревал, и смутный рой

Былых видений, образ странный

Его преследовал порой.

Но он измучился – и ранний

Жар юности простыл – и вот

Тщета святых воспоминаний

Пред ним медлительно встает.

Он больше ни во что не верит,

Себя лишь хочет обмануть,

А сам – к моей блаженной двери

Отыскивает вяло путь.

С него довольно славить бога –

Уж он – не голос, только – стон.

Я отворю. Пускай немного

Еще помучается он.

10 декабря 1915

«Как день, светла, но непонятна…»

Как день, светла, но непонятна,

Вся – явь, но – как обрывок сна,

Она приходит с речью внятной,

И вслед за ней – всегда весна.

Вот здесь садится и болтает.

Ей нравится дразнить меня

И намекать, что всякий знает

Про тайный вихрь ее огня.

Но я, не вслушиваясь строго

В ее порывистую речь,

Слежу, как ширится тревога

В сияньи глаз и в дрожи плеч.

Когда ж дойдут до сердца речи,

И опьянят ее духи,

И я влюблюсь в глаза и в плечи,

Как в вешний ветер, как в стихи, –

Сверкнет холодное запястье,

И, речь прервав, она сама

Уже твердит, что сила страсти –

Ничто пред холодом ума!..

20 февраля 1914

«Ну, что же? Устало заломлены слабые руки…»

Ну, что же? Устало заломлены слабые руки,

И вечность сама загляделась в погасшие очи,

И муки утихли. А если б и были высокие муки, –

Что нужды? – Я вижу печальное шествие ночи.

Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось.

Открой мои книги: там сказано всё, что свершится.

Да, был я пророком, пока это сердце молилось, –

Молилось и пело тебя, но ведь ты – не царица.

Царем я не буду: ты власти мечты не делила.

Рабом я не стану: ты власти земли не хотела.

вот новая ноша: пока не откроет могила

Сырые объятья, – тащиться без важного дела…

Но я – человек. И, паденье свое признавая,

Тревогу свою не смирю я: она всё сильнее.

То ревность по дому, тревогою сердце снедая,

Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее.

21 февраля 1914

Голос из хора

Как часто плачем – вы и я –

Над жалкой жизнию своей!

О, если б знали вы, друзья,

Холод и мрак грядущих дней!

Теперь ты милой руку жмешь,

Играешь с нею, шутя,

И плачешь ты, заметив ложь,

Или в руке любимой нож,

Дитя, дитя!

Лжи и коварству меры нет,

А смерть – далека.