А вот про что один я только знаю:

По всем садам моим и по лесам

С червонцами да с мелким серебром

Сороковые бочки позарыты.

Про них молчок. Но драгоценней их

Есть у меня сокровище и клад,

Который день и ночь алмазным блеском

Горит тихонько – камень-самоцвет.

Клад этот ты, голубка, дочь моя,

Смиренная, прекрасная царевна

Анастасия. Грешный человек,

Я ей отец, а видеть не могу

Я равнодушно кротости такой

И красоты девичьей ненаглядной.

Уж подлинно что камень-самоцвет:

Горит, дрожит и прямо в душу светит

И, точно камень, слова не проронит.

Да, я и царь счастливый и отец.

Отец счастливый? Максимилиан!

Как только ты дерзнул о том помыслить?

Знать, у тебя совсем отшибло память,

Что ты забыл ту лютую змею,

Которая ехидными зубами

Тебе всосалась в сердце и не даст

Ему одной минуты отдохнуть.

Чего-чего я над собой не делал:

Всех знахарей сзывал и колдунов –

Шептали, обливали и курили.

Звал что ни первых в царстве генералов –

Вот хоть Баркаса. – Старый я осел.

И потому осел, что болен я,

Душою болен – этой жгучей, колкой

И ядовитой раной. – Вот и глуп.

Забыл, что люди – колотушки, пни

Да наковальни; куй на них железо,

По головам лупи их молотком,

А смыслу ты от них не добивайся,

Спроси у пня, что можно ли коню

Перелететь овраг семиаршинный?

А если заскрыпит да засопит,

Так скажет: надо бы ему поглубже

Копыта запускать под чернозем.

Где им понять, чего и сам-то я

Понять не в силах? Статочная ль вещь…

Нет, не могу – ей-богу, не могу!

Как только вспомню, весь я расхвораюсь,

Желчь закипает, разум мой мутится,

И слезы злобы горько жгут глаза.

Мой сын, мой сын, единственный мой сын,

Престола моего один наследник,

Как будто бы в насмешку над моей

Высокою судьбой, сын мой Адольф

Всему назло один мне непокорен.

Труба

Что это? Трубный звук и славы звук.

Но славою давно я избалован.

Случаются и тут переполохи:

Какой-нибудь там забурлит король,

Нам дань свою соскучится платить, –

Так и пошлешь надежных генералов;

Побьют, порубят всех, заполонят –

И дело в шляпе. Вот в последний раз

Султан арапов белых возмутился

И даже к нам, к столице нашей славной

Гонец донес мне на два перехода

С несметной ратью подступить успел.