Родись в народе мысль, зачатая веками,

         Сперва растет в тени и шевелит сердцами —

         Вдруг воплотилася и увлекла народ!..

         Князья куют ей цепь и зажимают рот,

         Но день ее настал – и смело, величаво

         Она вступила в сейм, явилась средь конклава

         И, с скипетром в руках иль митрой на челе,

         Пригнула все главы венчанные к земле…

         Так папа с кесарем всесильны – всё земное

         Лишь ими и чрез них. Как таинство живое

         Явило небо их земле – и целый мир —

         Народы и цари – им отдан был на пир!..

         Их воля строит мир и зданье замыкает,

         Творит и рушит. – Сей решит, тот рассекает.

         Сей Истина, тот Сила – в них самих

         Верховный их закон, другого нет для них!..

         Когда из алтаря они исходят оба —

         Тот в пурпуре, а сей в одежде белой гроба —

         Мир, цепенея, зрит в сиянье торжества

         Сию чету, сии две полы божества!..

         И быть одним из них, одним! О, посрамленье

         Не быть им!.. и в груди питать сие стремленье!

         О, как, как счастлив был почивший в сем гробу

         Герой! Какую бог послал ему судьбу!

         Какой удел! И что ж? Его сия могила.

         Так вот куда идет – увы! – всё то, что было

         Законодатель, вождь, правитель и герой,

         Гигант, все времена превысивший главой!

         Как тот, кто в жизни был Европы всей владыкой,

         Чье титло было кесарь, имя Карл Великий,

         Из славимых имен славнейшее поднесь,

         Велик – велик, как мир, – а всё вместилось здесь!

         Ищи ж владычества и взвесь пригоршни пыли

         Того, кто всё имел, чью власть как божью чтили.

         Наполни грохотом всю землю, строй, возвысь

         Свой столп до облаков, всё выше, высь на высь —

         Хотя б бессмертных звезд твоя коснулась слава,

         Но вот ее предел!.. О царство, о держава,

         О, что вы? Всё равно – не власти ль жажду я?

         Мне тайный глас сулит: твоя она – моя —

         О, если бы моя! Свершится ль предвещанье? —

         Стоять на высоте и замыкать созданье,

         На высоте – один – меж небом и землей

         И видеть целый мир в уступах под собой:

         Сперва цари, потом – на степенях различных —

         Старейшины домов удельных и владычных,

         Там доги, герцоги, церковные князья,

         Там рыцарских чинов священная семья,

         Там духовенство, рать, – а там, в дали туманной,

         На самом дне – народ, несчетный, неустанный,

         Пучина, вал морской, терзающий свой брег,

         Стозвучный гул, крик, вопль, порою горький смех,

         Таинственная жизнь, бессмертное движенье,

         Где, что ни брось во глубь, и все они в броженье —

         Зерцало грозное для совести царей,

         Жерло, где гибнет трон, всплывает мавзолей!

         О, сколько тайн для нас в твоих пределах темных!

         О, сколько царств на дне – как остовы огромных

         Судов, свободную теснивших глубину,

         Но ты дохнул на них – и груз пошел ко дну!

         И мой весь этот мир, и я схвачу без страха

         Мироправленья жезл! Кто я? Исчадье праха!

    1830

«Через ливонские я проезжал поля…»

         Через ливонские я проезжал поля,

         Вокруг меня всё было так уныло…

         Бесцветный грунт небес, песчаная земля —

         Всё на душу раздумье наводило.