На месяц взглянь: весь день, как облак тощий,

         Он в небесах едва не изнемог; —

         Настала ночь – и, светозарный бог,

         Сияет он над усыпленной рощей!

«В толпе людей, в нескромном шуме дня…»

         В толпе людей, в нескромном шуме дня

         Порой мой взор, движенья, чувства, речи

         Твоей не смеют радоваться встрече —

         Душа моя! О, не вини меня!..

         Смотри, как днем туманисто-бело

         Чуть брезжит в небе месяц светозарный…

         Наступит ночь – и в чистое стекло

         Вольет елей душистый и янтарный!

    Начало 1830-х годов

«Над виноградными холмами…»

         Над виноградными холмами

         Плывут златые облака.

         Внизу зелеными волнами

         Шумит померкшая река.

         Взор постепенно из долины,

         Подъемлясь, всходит к высотам

         И видит на краю вершины

         Круглообразный светлый храм.

         Там, в горнем, неземном жилище,

         Где смертной жизни места нет,

         И легче, и пустынно-чище

         Струя воздушная течет,

         Туда взлетая, звук немеет…

         Лишь жизнь природы там слышна,

         И нечто праздничное веет,

         Как дней воскресных тишина.

    Начало 1830-х годов

«Поток сгустился и тускнеет…»

         Поток сгустился и тускнеет,

         И прячется под твердым льдом,

         И гаснет цвет и звук немеет

         В оцепененье ледяном, —

         Лишь жизнь бессмертную ключа

         Сковать всесильный хлад не может:

         Она всё льется – и, журча,

         Молчанье мертвое тревожит.

         Так и в груди осиротелой,

         Убитой хладом бытия,

         Не льется юности веселой,

         Не блещет резвая струя, —

         Но подо льдистою корой

         Еще есть жизнь, еще есть ропот —

         И внятно слышится порой

         Ключа таинственного шепот!

    Начало 1830-х годов

«О чем ты воешь, ветр ночной?.