Натали недовольно буравила подругу взглядом.

— Валька, ты каким местом сейчас нас с Женей слушала, а? Тебе же только что русским языком человек сказал… Слышишь? — И нажимая голосом, со значением, раздельно произнесла. — И-мы-не-пьём с тобой, подруга, и-мы-не-курим!.. Только кофе… Доставай термос, тебе ближе… — И вновь та обворожительная улыбка Евгению. — Женя, а что там хорошего у этих шведов? Что в магазинах? Как молодёжь одевается, чем вечерами-ночами занимается, а?

9

Полковник Ульяшов

И у полковника Ульяшова были вопросы. Много вопросов. И какие! Его, конечно же, не интересовала жизнь разных молодых и прочих шведов вместе с Европой, Америкой и всеми странами Африканского и Азиатского регионов. Его интересовала собственная жизнь. Она, дороже всех мыслимых благ. Потому что — он точно знал — скоро должна закончиться. И не трагический случай тому, не старость, а собственная глупость. Хотя память подсказывала разные жизненные варианты как выкрутиться, выжить, но не как уберечься. Один из них. Он помнил. Много лет назад, четверых советских — тогда ещё советских! — моряков унесло на барже в бушующий океан. Шуму было… Все газеты об этом писали. Штормом баржу сорвало. И не с адмиралами разными или капитанами какими, а именно с рядовыми моряками-срочниками. И не шпаровская это экспедиция, не подготовленная, со связью, продуктами и контролем GPS и GPRS, а случайная, драматическая… Их унесло, и они затерялись… Без воды, без еды, безо всего, вообще. Больше полутора месяцев их в океане носило… Но они выжили. Да! Похудели, естественно (что Ульяшову бы, пожалуй, не помешало), сильно загорели (это полковнику лишнее), вернулись с закалённой советской психикой (чем-чем, а этим Ульяшов, в принципе, переполнен), с опытом выживания в экстремальных условиях. Вот! Последнее («с опытом выживания») Ульяшову как раз бы сейчас! Моряки ели солдатские ремни и сапоги, кажется. На завтрак, обед и ужин. Ели! Размачивали и ели! Кушали, если по культурному. Что как раз полковнику в недалёком будущем и предстояло. Причём, не важно, как и где, но тоже добровольно-вынуждено. Правда, у советских моряков это было жизненной необходимостью, а у полковника, делом чести, то есть вынуждено. Смысл разный, но результат точно будет противоположным. Он не вынесет этого. Категорически. Не подавится, но умрёт, безусловно, и однозначно. Понимание этого, полковника убивало. Сильно и заранее. Но время ещё было. Для действий. Не для слёз — они в душе уже были, ниагарским водопадом текли, их безысходный форс-мажор вызывал, а «для оптимизации процесса в сторону положительной (для полковника Ульяшова) динамики». Что в переводе на обычный язык означает, сбивай, товарищ полковник, молоко лапками в сметану — народная мудрость! — выберешься (Возможно!) Один вариант из миллиона, может и миллиарда. Но, для оптимиста, каким себя раньше считал Ульяшов, больше — меньше, не важно. Главное, вариант был. Значит, на него курс!

Получив от генерала мудрое напутствие (чего раскис? вперёд! действуй! решай!) полковник бросился к музыкантам. Их непременно нужно было задержать. Сейчас и срочно. Никаких отпусков (он теперь врио командира)!

Полковник влетел в оркестровый класс. Запыхавшийся и вспотевший, лицо красное… Остановившись в центре комнаты, она удивительно пустой была, кроме срочников и дирижёра. Срочники чуть со стульев не попадали, стоя на них, окна тряпками протирали, а дирижёр авторучку из рук выпустил, он за столом сбоку сидел, ошарашено на вторжение повернулись.

Оглядываясь, Ульяшов перевёл дух, в классе шла влажная приборка, спросил:

— А где остальные? — Он видимо имел в виду музыкантов.

Срочники и лейтенант (он поднялся со стула, вытянулся), смотрели на полковника с удивлением, срочники даже с грустью.