Первым, кто приписал высказывание о карликах и великанах Бернарду Шартрскому был Иоанн Солсберийский (Металогикон, III, 4). Наверное, Бернард все же не первым придумал эту фразу. Мы встречаем нечто в подобном духе за шесть столетий до Бернарда, у Присциана. Передаточной инстанцией от Присциана к Бернарду мог выступить Вильгельм Коншский, который говорил о великанах и карликах в своих «Глоссах к Присциану» за тридцать шесть лет до Иоанна Солсберийского. Но нас сейчас интересует другое. Нас интересует тот факт, что после Иоанна Солсберийского этот афоризм стал гулять, как говорится, сам по себе. В 1160 году он промелькнул в одном тексте Лаонской школы, в 1185 году — у датского историка Свена Аггесена, у Герарда из Камбрэ, у Рауля из Лоншана, у Эгидия из Корбея, у Герарда из Оверни, а в XIV веке — у Александра Рика, придворного лекаря Арагонских королей, а также еще через два века — в произведениях медика Абруаза Парэ и у одного ученого XVII столетия, Даниэля Сеннерта, и лишь после этого попал к Ньютону.

Языковед Туллио Грегори нашел тот же самый афоризм у Гассенди (Tullio G. Scetticismo ed empirismo. Studio su Gassendi, Bari, Laterza, 1961), однако следовало бы добавить как минимум Ортегу-и-Гассета, который в своей работе «Вокруг Галилея» (Entomo a Galileo. Obras completas, V. Madrid, 1947. P. 45), говоря о смене поколений, использует ту же метафору: «Представим себе поколения не в горизонтальном срезе, а вертикально — скажем, в виде живой пирамиды из акробатов, когда одни стоят на плечах у других. Как правило, те, кто образует ее вершину, чувствуют свое превосходство над другими. Вместе с тем им нельзя забывать, что они — пленники тех, кто стоит внизу».

С другой стороны, в недавно вышедшей «Энтропии» Джереми Рифкина я нашел цитату из Макса Глакмана «Наука — это любая дисциплина, в которой даже дурак нового поколения может превысить уровень, достигнутый гениями предыдущего поколения». Между этим высказыванием и фразой, приписываемой Бернарду, расстояние в восемь столетий, и с фразой произошли изменения. Описание взаимоотношений «отцов и детей» в философской и в богословской науках здесь трансформируется в формулу, описывающую прогресс в развитии естественных наук.

В Средневековье, едва войдя в употребление, эта фраза сразу же обрела популярность потому, что позволяла разрешить во внешне нереволюционной форме конфликт между поколениями. Да, предшественники — безусловно великаны, да, мы безусловно малы в сравнении с ними, но пусть мы малы, благодаря тому, что мы стоим на плечах великанов (то есть пользуемся плодами их учености), мы можем видеть дальше, чем они. Какова была первичная идея этого афоризма? Выразить смирение или гордость? Выразить ту мысль, что мы знаем (даже пусть и лучше) только то, чему предшественники нас научили, или что мы знаем (даже пусть благодаря исключительно предшественникам) больше, нежели знали они?

Поскольку одна из повторяющихся тем средневековой культуры — постепенное старение мира, можно было бы истолковать этот афоризм Бернарда в таком смысле, что, поелику mundus senescit, мы, потомки, старее наших предшественников, однако благодаря их заветам успеваем понять и сделать то, что предкам не удавалось ни сделать, ни понять. Бернард Шартрский применил это знаменитое высказывание в ходе одного грамматического спора, когда обсуждалось понятие знания и подражания стилю древних, но при этом, как сообщает тот же Иоанн Солсберийский, Бернард бранил своих современиков, которые рабски подражали древним, и говорил, что вместо того, чтобы писать так же как предшественники, надлежит просто учиться у предшественников писать хорошо, настолько хорошо, чтобы впоследствии вдохновить еще кого-нибудь не хуже, чем древние вдохновили нас.