— Чего-чего? Какую сумку? — растерялся Габузов, еще не вполне отошедший от первой дрёмы. — Ты что, в аэропорту, и у тебя не пропускают вещи?

— Ах, какой ты, Сережка, все-таки глупый! В каком еще аэропорту?! Ну ладно, ну оговорилась я. Сумка — это прозвище одной моей близкой подруги, мы ее так в школе звали. Прикинь, она всегда все учебники на уроки таскала, поэтому портфель у нее раздувался, как жаба. А сама она тогда тоже была вся из себя такая кругленькая… Ну, в общем, сумка и сумка…

— Очень трогательно. Вот только я-то тут при чем?

— А при том, что ей вдруг ни с того ни с сего не выдали загранпаспорт! У-у, звери!.. Серенький, у тебя же кто-то там был в ОВИРе? Позвони, а? Может, помогут, сделают? В конце концов, сейчас не тридцать седьмой год.

— Ну не знаю… — замялся было Габузов. — Думаешь, это так просто?

— На благодарность набиваешься? Ах ты, адвокатишка несчастный! — рассмеялась в трубку неугомонная Карина. — Да будет, будет тебе благодарность. Она сама к тебе придет и коньяку настоящего, армянского принесет — «Ахтамар»! У-у, аромат! прелесть! Ну, давай записывай… Головина Самсут Матосовна, девятнадцатого ноября тысяча девятьсот…

— Постой, — удивленно перебил её Сергей, — как ты сейчас сказала? Самсут Матосовна?

— Да, а почему это тебя удивляет? Я ж говорю — наш человек, потому тебе и звоню. Потому и «Ахтамар» будет настоящий, а не какой-нибудь там, литовского разлива. Ну, ты записываешь? Диктую дальше…

В тот, в первый раз мимолетное удивление Габузова с первым же касанием головой подушки и улетучилось. На следующее утро он позвонил Толяну, назвал ему продиктованные Кариной данные, и уже к вечеру тот отзвонился и сообщил, что тема улажена. Мол-де, действительно, возник там некий косяк по линии ФСБ: видать, какой-то старый пердун-гвардеец решил перестраховаться, потому как батя у этой Самсут вроде как диссидент или что-то в этом роде. «Ну да нынче не те времена, — бодрым голосом пообещал Толян, — наоборот, борцы с коммунистическим режимом в фаворе, так что будет у барышни паспорт, никуда эти „внуки Дзержинского“ не денутся». В итоге Габузов перезвонил Карине, назвал заветное слово-пароль для ОВИРа, и, собственно, на этом тема и закончилась. Паспорт, скорее всего, эта самая Самсут уже получила, вот только обещанного «Ахтамара» ему до сих так никто и не подкатил. Ну да это так, к слову, не слишком-то Сергей на него и рассчитывал.

И вот теперь на его горизонте снова всплыла всё та же Самсут Матосовна. «Забавно, — думал Габузов, закуривая очередную (это уже какую по счету за неполных минут сорок?) сигарету. — Как говорил Джеймс Бонд: один раз — случайность, два раза — совпадение, три раза — тенденция… Ну да, поскольку третьего раза еще не случилось, надо подумать, что, собственно, делать с первыми двумя. Во-первых, она — подруга Карины, далеко не самого плохого на этой земле человечка. Во-вторых — она армянка, а кровь, по версии дедушки Тиграна, да и самого Воланда — „великое дело“. И, наконец, в-третьих, она — женщина, в отношении которой собираются принять „превентивные меры“. То бишь дело, похоже, пахнет керосином… И, наконец, самый наконец, я, Габузов Сергей Эдуардович, все ж таки в подобных делах кой-чего кумекаю, ибо не пальцем деланный. Хотя тот же Шверберг, наверняка, думает иначе…»

Размышления были бесцеремонно прерваны секретаршей Ларисой, вошедшей, как обычно, без стука:

— Сергей Эдуардович, там к вам опять эта бабка пришла, которая Блендеева.