|
Какая уж тут вражда, когда сама Смерть ходит за тобой по пятам и вот-вот коснется твоего плеча своей холодной костлявой рукой? — Как тебя зовут-то, кстати? — спросил я с набитым ртом. — Гайка. — А по-нормальному? По-человечески? — Ира, — сказала девушка, как мне показалось, довольно неприветливо. — Ириша, значит, — удовлетворенно заметил я. — А в Зону давно ходишь? — Да больше года уже. — Что-то я тебя раньше тут не видел. — Да наверняка видели. Только из других отмычек не выделяли. — Такую хорошенькую девушку я бы не пропустил! — А я не как девушка ходила. Я косила под пацана. Я посмотрел на нее с недоверием. Как девчонка может «косить под пацана»? Впрочем, такая — может. Фигура — спортивная. Лицо — волевое. Грудь можно спрятать (это не трудно, поскольку там явно никак не больше первого размера). Говорить следует поменьше и желательно баском… Да, пожалуй, эту смелую брюнеточку, если она пониже натянет козырек своей бейсболки с надписью «Hate Crime», можно действительно принять за пацана. Особенно если заранее не настраивать себя на неизбежность отыскания женских черт. — Скажи, если ты раньше косила под пацана, то почему сейчас решила вернуться, так сказать, к корням? — Чего? — Гайка неприязненно уставилась на меня, словно хотела сказать: «Ну ты дядя и загнул!». — Ну, снова стать девчонкой? — А надоело. Я тут с девчонками познакомилась. С феминистками. Так они мне все объяснили про то, как общество подавляет женское. — С феминистками? — Ну да. Короче, быть женщиной почетно. Я это, короче, осознала. — Круто, — озадаченно промолвил я. — И потом, раньше я беззащитная была, даже без оружия нормального. А теперь и сама за себя постоять могу. А раз могу, значит, и обличье пацанское мне больше ни к чему. — Мародеров не боишься? — Мародеров? — Ну да. — Боюсь, — честно сказала Гайка и потупилась. — Но вы же не мародеры? — Матерых мародеров даже мы с Тигрёнком боимся. — Я кивнул в сторону своего молодого товарища. Мы доели ужин. Выпили чай. Физиономия Гайки сделалась совсем печальной. Она поглядывала на нас искоса, словно маленький волчонок. Будто это не она у нас, а мы у нее хабар ночью стибрили. — Что куксишься? — спросил я. — Да вот размышляю. Как вы меня наказывать-то будете? — Никак. Чего тебя наказывать? Тигрёнок, до этого безучастно пожиравший свой ужин, поднял на меня недоуменный взгляд. Оно и неудивительно, ведь всю дорогу от Грибного Леса до Сторожки я втирал ему про кары, какие я обрушу на голову воровки, когда ее все-таки настигну. |
