Третий помощник капитана Слава Буковский шел по цеху обработки. Рабочие сортировали улов: сайду – на конвейер, макрель и скатов – в люк. Некоторые рыбы в буквальном смысле слова взрывались в руках, так как их воздушный пузырь расширялся из за смены давления во время подъема с глубины, и их ошметки прилипали как слизь к головным уборам, клеенчатым передникам, губам и ресницам работников.

Буковский прошел мимо дисковой пилы, направляясь к отстойнику, где рабочие стояли в канавках по обе стороны конвейера. Они работали, как роботы: первая пара взрезала рыбьи брюшки, вторая отсасывала печень и кишки вакуумными шлангами, третья пара смывала слизь с кожи, жабер и внутренностей струей соленой воды, последняя пара еще раз обрабатывала тушки и укладывала рыбу на ленту, движущуюся в морозильную камеру. За восьмичасовую смену конвейер густо покрывался кровью и мокроватой кашицей из слизи. То же можно было сказать и о рабочих. Они были явно не похожи на героев труда, какими их обычно изображают на картинах, а меньше всех – бледный, темноволосый мужчина, сгружающий готовую рыбу в конце линии.

– Ренько!

Аркадий шлангом отсосал остатки розоватой воды из выпотрошенного брюха, шлепнул тушку на линию, ведущую в морозильник, и потянулся за следующей. У сайды было нежное мясо. Если ее сразу не обработать и не заморозить, она станет непригодной к употреблению и пойдет на корм норкам. Если не подойдет и норкам, то ее отправят в Африку в качестве дружеской помощи. Руки Аркадия онемели от прикосновений к рыбе, холодной, почти как лед, но все же это было лучше, чем работать на дисковой пиле, как Коля. В плохую погоду, когда судно качало, обработка скользкой мерзлой сайды пилой требовала полной сосредоточенности. Аркадий приспособился подсовывать носки сапог под стол, чтобы не скользить по дощатому настилу. В начале и в конце плавания судно мыли и скребли с нашатырем, однако в рыбном цеху постоянно царил пронизывающий сырой запах.

Конвейер остановился.

– Ты – матрос Ренько?

Аркадий не сразу узнал третьего помощника капитана, который был здесь очень редким гостем. Начальник цеха Израиль стоял у выключателя. На нем было надето сразу несколько свитеров. Черные торчащие волосы росли прямо от глаз, которые беспокойно перебегали с места на места Наташа Чайковская, крупная молодая женщина в клеенчатой броне, но с помадой на губах, осторожно наклонилась, оценивая щегольский китель и незаляпанные джинсы третьего помощника.

– Так это ты – Ренько? – повторил Слава.

– Не скрою, я, – сказал Аркадий.

Израиль недовольно сказал Славе:

– Не на комсомольские танцульки пришел. Нужен тебе человек – бери.

Лента конвейера снова двинулась. Аркадий последовал за Славой на корму, перешагивая через желобки, по которым рыбья слизь и жир стекали за борт.

Слава остановился, внимательно рассматривая Аркадия, словно пытаясь разгадать, что он за человек.

– Значит, ты тот самый Ренько? Следователь?

– Бывший следователь.

– Тоже неплохо.

Они поднялись по трапу на главную палубу. Аркадий предположил, что третий помощник ведет его к замполиту или, чего доброго, хочет обыскать его каюту, хотя это могли прекрасно сделать и без него. Они прошли мимо камбуза, откуда тянуло запахом варившихся макарон, свернули налево, мимо лозунга, обещавшего «обеспечить рост продукции агропромышленного комплекса» и призывавшего «бороться за решительное увеличение поставок рыбного белка», и остановились у двери в лазарет.