Робин быстро прикинула: английский капитан отметил, что «Гурон» может перевезти за рейс две тысячи рабов. В Америке такой груз стоил невероятных денег, три миллиона долларов – пятнадцать таких кораблей, как «Гурон»! Одно-единственное плавание удовлетворит самые алчные мечты, и ради этого работорговцы пойдут на любой риск.

И все же насколько справедливы обвинения капитана Кодрингтона? Насчет офицеров Королевского военно-морского флота упорно поговаривали, что их усердие подогревают вовсе не гуманизм и отвращение к работорговле, а обещанные призовые деньги. Любой корабль они готовы считать невольничьим, а пункт о специальном оборудовании трактуют в самом широком смысле.

Брошюра с подробным разъяснением лежала как раз следующей. Согласно правилам, корабль считался невольничьим при наличии одного из следующих признаков: открытых решеток для проветривания трюмов, переборок в трюмах для установки дополнительных палуб, запасных досок для настила таких палуб, несоразмерно большого количества бочонков для воды или слишком больших котлов для варки риса, а также избыточных запасов риса или муки.

Даже если корабль всего лишь вез туземные циновки, которые могли служить подстилками для рабов, его можно было арестовать и конвоировать в порт – и такую власть имели люди, получавшие от ареста кораблей финансовую выгоду! Может, и капитан Кодрингтон из них, а фанатизм, сверкавший в его светлых глазах, служил лишь удобной маской для обыкновенной алчности?

Может быть, все дело в этом. Может быть, английский капитан ошибался… Но почему тогда Мунго Сент-Джон развернулся и стал удирать на всех парусах, едва заметив британское военное судно?

Робин не знала, что и думать, ее мучило чувство вины. Не в силах успокоиться, она вышла на палубу, укутав голову и плечи в теплую кружевную накидку. Ветер превратился в ледяной шквал, и «Гурон», мчавшийся на юг, тяжело кренился в ответ на каждый его порыв, выбрасывая в густеющий сумрак фонтаны брызг.

Зуга сидел в каюте, сняв сюртук, и с сигарой в зубах просматривал списки снаряжения для экспедиции, которое предстояло пополнить по прибытии к мысу Доброй Надежды. Ответив на стук Робин, он с улыбкой поднялся ей навстречу:

– Как себя чувствуешь, сестренка? Зрелище было, конечно, малоприятное, хоть и неизбежное. Надеюсь, оно не слишком выбило тебя из колеи.

– Он поправится, – с надеждой сказала девушка.

Зуга, усадив ее на койку, единственное подходящее для этого место, кроме его стула, сменил тему разговора.

– Иногда мне кажется, что у нас многовато денег на экспедицию, – вздохнул он. – Слишком велик соблазн переборщить со снаряжением. Отец пересек континент всего с пятью носильщиками, а нам потребуется по меньшей мере сотня, по восемьдесят фунтов груза на каждого.

– Зуга, мне надо с тобой поговорить, – перебила Робин, – раз уж наконец появилась возможность.

На грубом волевом лице брата мелькнуло отвращение, словно он догадался, о чем пойдет разговор. Не дожидаясь ответа, Робин выпалила:

– Скажи, на этом корабле перевозят рабов?

Он вынул сигару изо рта и внимательно рассмотрел кончик.

– Знаешь, сестренка, вонь от невольничьего транспорта легко учуять за пятьдесят лиг, и ее не вытравить никаким щелоком даже после того, как рабов выгрузят. На «Гуроне» ничего подобного не ощущается.

– Корабль идет в первый рейс с новым владельцем, – напомнила Робин, – Кодрингтон сказал, что Сент-Джон купил клипер на доходы от прошлых перевозок – потому он и чистый.

– Мунго Сент-Джон – настоящий джентльмен, – нетерпеливо возразил Зуга.