Зуга передал рекомендательные письма из Министерства адмиралу Капской эскадры королевского флота и заручился обещанием всяческого содействия. Тем не менее Баллантайн каждое утро часами осаждал морские агентства и судовладельцев в надежде поскорее отправиться в путь.

– Вот чертовка, – ворчал он, – из-за нее мы потеряем месяц, если не больше.

Время подпирало. Если не выбраться с зараженного лихорадкой побережья до сезона дождей, риск подхватить малярию станет смертельным.

Сверху донесся пушечный грохот, и над вершиной Сигнального холма поднялось белое облачко дыма. Дозорный пост предупреждал колонистов о приближении гостей. Зуга прикрыл глаза фуражкой и прищурился, вглядываясь в даль. Даже не будучи моряком, он опознал уродливый силуэт и торчащую дымовую трубу британского военного корабля, так упорно преследовавшего «Гурон». Неужели с тех пор прошло две недели? Как быстро летит время… Покачивая мачтами, канонерская лодка заворачивала в Столовую бухту навстречу ветру, за кормой тянулся тонкий черный шлейф дыма. «Гурон» стоял на якоре меньше чем в полумиле. Зуга покачал головой. Встреча враждующих капитанов сулила интересное развитие событий, но в целом он испытывал глубокое разочарование. Будь это торговое судно, оно могло бы подбросить экспедицию к восточному побережью, а так… Зуга резко отвернулся, принял у слуги поводья и стремительно вскочил в седло.

– Куда? – коротко спросил он.

Низкорослый желтокожий юноша в темно-фиолетовой ливрее – цвета Картрайтов – указал налево. Дорога разветвлялась, переваливая через драконий хребет Капского полуострова и спускаясь к океанскому побережью.

Они ехали еще два часа – последние минут двадцать по глубокой колее, выбитой колесами повозок, – прежде чем добрались до глубокой лощины, где в роще железных деревьев прятался просторный дом, крытый соломой. На склонах густо разрослась протея, над цветущими ветками кустарника с криками вились длиннохвостые птички-нектарницы. Водопад, окутанный облаком брызг, срывался с гладкой скалы и падал в глубокий зеленоватый водоем, по которому курсировала флотилия уток.

Дом выглядел неухоженным: стены требовали побелки, а крыша местами обвисла, торча неопрятными клочьями. Под железным деревом стоял древний фургон без колеса, совсем источенный червями, неподалеку валялся ржавый кузнечный горн, в котором сидела на яйцах рыжая курица, с ветвей свисали полусгнившая сбруя и какие-то веревки.

Стоило Зуге спешиться, как с переднего крыльца с рычанием и лаем выскочили с полдюжины собак, от которых пришлось отбиваться с помощью пинков и охотничьего хлыста. Заливистый лай сменился испуганным визгом и подвыванием.

– Какого дьявола тебе надо? – Громоподобный бас перекрыл шум. – Ты кто?

Зуга еще раз вытянул хлыстом огромного риджбека со вставшей дыбом шерстью, попав ему по морде. Пес с грозным рыком отскочил в сторону, свирепо оскалив клыки.

Человек, вышедший на веранду, держал в руках охотничью двустволку со взведенными курками. Он был такой высокий, что почти упирался головой в крышу, но худой как щепка, словно десять тысяч тропических солнц вытопили все мясо и жир на его костях.

– Имею ли я честь видеть мистера Томаса Харкнесса? – спросил Зуга, стараясь перекричать собак.

– Здесь вопросы задаю я! – заорал в ответ великан.

Его борода, белая, как грозовые облака над вельдом, накрывала пряжку ремня. Того же оттенка волосы свисали на воротник кожаной куртки. Лицо и руки цвета жевательного табака усыпали мелкие пятна – результат многолетнего воздействия безжалостного африканского солнца. Черные глаза блестели, как капельки дегтя, но белки их потускнели и пожелтели от малярийной лихорадки.

– Как тебя звать, парень?

Голос у него был зычный и глубокий, и без бороды он легко сошел бы за пятидесятилетнего, но Зуга знал наверное, что хозяину стукнуло семьдесят три.