Изменить размер шрифта - +

– Подарок Мзиликази, – объяснил Харкнесс. – Король не видит особой пользы ни в золоте, ни в изумрудах… Да, – кивнул он, – это изумруды. Один из воинов Мзиликази убил в Выжженных землях старуху. У нее на теле и нашли этот кожаный мешочек.

– А где это – Выжженные земли? – спросил Зуга.

– Извини, забыл объяснить. – Харкнесс повертел в руках золотую птицу. – Импи короля Мзиликази опустошили земли вдоль границ, кое-где на глубину сто миль, а то и дальше. Они истребили всех жителей и устроили что-то вроде буферной полосы для защиты от вторжений – в первую очередь от вооруженных буров на юге, но и от других захватчиков тоже. Мзиликази зовет эту полосу Выжженными землями, и именно в них, к востоку от королевства, и убили ту одинокую старуху. Воины рассказывали, что она была очень странная, не похожая на женщину из какого-нибудь известного племени, и говорила на непонятном языке.

Старик снял ожерелье и небрежно опустил в мешочек. Зугу пронзило острое чувство потери. Ему захотелось снова ощутить в руке тяжесть и маслянистую гладкость металла. Старик спокойно продолжал:

– Ну конечно, все слышали легенды о золоте и городах со стенами. Но это единственное, что свидетельствует в их пользу.

– Отец знал об ожерелье?

Харкнесс кивнул:

– Фуллер хотел купить его, предлагал вдвое больше, чем стоит золото.

Оба надолго замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.

Зуга спросил:

– Каким путем отец пошел бы в Мономатапу?

– Ни с юга, ни с запада. Мзиликази, король матабеле, никого не пропускает через Выжженные земли; вдобавок у него какие-то глубокие суеверия насчет своих восточных окраин – сам туда не суется и другим не позволяет. – Харкнесс покачал головой. – Думаю, Фуллер попытался бы подойти как раз оттуда, от португальского побережья. – Старик провел пальцем по карте. – Здесь высокие горы. Я их видел издалека, перейти будет трудно…

За окнами стемнело. Харкнесс прервал объяснения и устало выпрямился:

– Прикажи слуге расседлать лошадей и отвести в конюшню. Возвращаться уже поздно, заночуешь у меня.

Когда Зуга вернулся, слуга-малаец задернул шторы, зажег лампы и разложил по тарелкам огненное карри из курицы и желтый рис. Харкнесс открыл новую бутылку капского бренди. Поев, мужчины отодвинули эмалированные оловянные тарелки и вернулись к карте. Час проходил за часом, но ни тот ни другой не замечали хода времени. Уютный свет лампы и выпитый бренди подогревали азарт. Хозяин то и дело вставал, чтобы подкрепить свой рассказ очередным трофеем. Он протянул Зуге кристалл кварца с четкими прожилками самородного золота:

– Если золото видно, значит месторождение богатое.

Зуга понимающе кивнул:

– А почему вы сами не занялись разработкой жил?

– Мне ни разу не удавалось надолго задержаться на одном месте, – грустно усмехнулся старик. – Всегда была река, через которую хотелось переправиться, горная цепь или озеро, которых надо было достичь, или я преследовал стадо слонов. Не было времени рыть шахту, строить дом, растить стадо.

Первые лучи утренней зари уже сочились сквозь занавески.

Зуга воскликнул:

– Пойдемте со мной! Пойдемте искать Мономатапу!

Харкнесс рассмеялся:

– Я думал, ты собираешься искать отца.

– Да как угодно, – засмеялся в ответ Зуга. Он чувствовал себя как дома, словно знал старика всю жизнь. – Представьте лицо отца, когда он увидит, что вы пришли его спасать!

– Оно того стоит, – признал Харкнесс.

Веселье на его лице растаяло, сменившись таким глубоким сожалением, такой печалью, что Зуга ощутил непреодолимое желание протянуть руку и погладить изуродованное плечо.

Быстрый переход