Я удивился. Разве может такое быть, что этот гаон, поднявшийся в Эрец-Исраэль шесть или семь поколений назад, и похоронивший тело свое в земле святого города Цфат, вернулся в Галут?

Пойду посмотрю.

Я устремился за калеками и оказался перед тем праведником. Они начали жаловаться на свои горести и несчастья, переходящие из одного Галута в другой – и нет признака Избавления.

Вздохнул праведник и сказал: «Что я вам могу сказать, дети мои, кроме как "Господь даст силу народу Своему, Господь благословит народ Свой миром"[59]».

Что он имел в виду?

Прежде, чем Господь благословит народ Свой миром – даст силу народу Своему – чтобы гоим опасались Народа Его и не воевали с Ним.

Решил я поведать об этом миру.

Подошел к умывальнику и ополоснул глаза. Увидел, что книга открыта предо мной и я все еще не закончил произносить "Седер мицвот Ашем"[60]. Обратился вновь я к своей книге и, как и во все другие года в ночь Шавуот, прочитал "Заповеди Ашема", написанные рабби Шломо, да упокоится душа его.

לד

Вокруг никого из людей не было.

Я сидел один.

Сарай был прекрасен. Я смотрел на его стены, украшенные цветами.

Подул ветер, все пришло в легкое движение. Горели поминальные свечи.

Я сидел и читал святые слова, переданные поэту Местом, чтобы прославил тот заповеди, данные Народу Израиля.

И насколько же велика любовь поэтов Святости к Месту, вкладывающему в их уста подходящие слова для прославления Его законов и заповедей, с любовью нам переданных!

לה

Открылись двери "арон ha-кодеш" и увидел я: будто человек стоит, а голова его – меж двух свитков Торы.

И услышал я голос, исходящий оттуда, из кроны Древа Жизни[61]. Я склонился, не смея бросить взгляд туда. Посмотрел на свой молитвенник и увидел, как буквы голоса, идущего из кроны Древа Жизни, появляются на страницах. Буквы выстраиваются в слова заповедей Ашема, согласно порядку, определенному нашим учителем Шломо ибн Гвиролем, да упокоится душа его с миром.

А человек между свитками был похож на царя. Я весь сжался, пытаясь как бы исчезнуть, чтобы он не увидел меня. Ведь не может того быть, чтобы царь пришел в свою Страну и из всех рабов нашел только самого ничтожного.

Мои усилия были напрасны.

Я унизился, и он увидел меня.

Как я это понял? Он заговорил со мной.

Почему именно со мной? Не было здесь больше никого, кроме меня.

Не устами говорили мы. Мыслями обменивались.

Буквы складывались в слова, слова складывались в мысли. Их я помню дословно.

לו

Вот слова, которые мы молча произнесли.

Спросил он: "Что ты делаешь здесь один ночью?"

Ответил я: "Разве не знает господин, что Шавуот сейчас и положено читать Тикун Лель Шавуот? Этим я и занимаюсь, правда сейчас я читаю "Азhарот" учителя нашего Шломо ибн Гвироля, да упокоится душа его".

Он подошел ближе и наклонился над моей книгой, посмотрел в нее и сказал: "Это книга Шломо..."

Удивился я, что не добавил он к имени ничего, не назвал его "рабби".

Еще не знал я, что говорит со мной сам рабби Шломо ибн Гвироль.

לז

Расскажу, что произошло дальше.

Поминальные свечи освещали сарай.

Колючие цветы вокруг вечной свечи напротив “арон hа-кодеш” источали аромат, который смешивался с другими запахами – дома молитвы и садовых цветов. Спокойствие и тишина царили на небе и на земле.

Не слышно было просьб снизу и голосов сверху.

Я схватился за голову и стал думать о произошедшем.