|
- Или опять заговорит меня..." Но священник не хочет томить юношу. - Я навел справки. Ни в какой монастырь ваша Таня не поступала. - А как вы это узнали? - Юре нужно это знать наверняка. - Не сердитесь, но я хочу быть уверен... - Знакомства, - добродушно объясняет Николай Ильич. - Не значится такой. - Разве монахи где-нибудь значатся? - Разумеется. Учет в церкви поставлен не хуже, чем в любом учреждении. - Как смешно, - сказал Юра. - Отдел кадров при церкви! - А как же иначе? В отдельном храме священнослужителей не так уж много, но вообще у церкви обширные кадры. - И даже монахи учтены? - Конечно. Так что это уж точно: Сухаревой Татьяны нет ни в одном православном монастыре. - В общем, я и сам так думал, - задумчиво признается Юра. - Для нее это недостаточно романтично. - О какой романтике вы говорите? - Она не из тех, кто бегает в церковь между делом. Если уж отдается чему, так с полной самоотдачей. Тайна и самопожертвование - вот что ее может увлечь. - Вы хотите сказать, ей нужны внешние атрибуты? Детское восприятие! - Все религии рассчитаны на детский возраст человечества. - Не меряйте их на один аршин. Есть примитивные религии, возникшие как следствие страха перед природой, а христианская религия - это целая философия... Екатерина Ильинична разлила чай, пододвинула гостю чашку. Все как у добрых знакомых. Оранжевая чашка с золотым ободочком. Печенье, конфеты, сахар. Очень приветливое чаепитие. Мирно и хорошо, подумал Юра. А на самом деле не так-то уж мирно и не так хорошо. Ничего, конечно, нет страшного в том, что какой-то комсомолец чаевничает с каким-то попом, - страшно то, что вот такой же, совершенно такой же комсомолец может поддаться проповеди такого попа, в чем-то согласиться, поколебаться, уступить... А там пошло и пошло! Есть в этом обходительном Николае Ильиче что-то привлекательное, он умный, добрый, ненавязчивый. И Юра вдруг ощутил опасность, точно просачивающуюся из пор его собеседника: умен и... хитер, добр и... прилипчив, ненавязчив и... въедлив. Такие способны повести за собой! Покорит добротой, уведет от борьбы, от любой борьбы... Добрый боженька куда как опаснее злого бога, люди привыкли к злу и научились сопротивляться злу, а с добротой труднее справиться, чем с жестокостью. Чай чаем, но Юра чувствовал, даже, возможно, понимал, что за этим чаем, за этим столом он находится в состоянии борьбы. И есть даже очевидцы этой борьбы в лице седенькой Катеньки, которая сочувствует Юре и не может не любить брата! Николай Ильич обхватил ладонями чашку. |
