По-видимому, он разговаривал с твоей секретаршей.
— Да, он звонил в компанию на прошлой неделе.
Кли кивнул, допил шампанское и налил себе второй бокал.
— Хочешь еще, Ники?
Она покачала головой.
— Нет, пока не надо, спасибо.
Облокотившись о каминную доску, Кли спросил:
— Как твоя поездка в Рим, Афины и Мадрид, увенчалась успехом?
— Отлично, спасибо. А как ты съездил в Берлин и Лейпциг?
— Неплохо, совсем неплохо. У меня такое чувство, что придется ехать туда снова в самом недалеком будущем. Там столько всего происходит, а мы толком ничего не увидели. — И он стал рассказывать о политической обстановке в Западном Берлине, Лейпциге и странах Восточного блока, в особенности в России.
Ники внимательно слушала, как всегда, с уважением относясь к его суждениям. Но в то же время она думала о нем. Она не могла отделаться от мысли, как прекрасно он выглядит, какой он загорелый, как выгорели его каштановые волосы от постоянного пребывания на солнце. На нем были темно-синий шелковый костюм, бледно-голубая рубашка и темно-синий галстук — никогда он не казался Ники таким неотразимым. Несмотря на благоприобретенный французский стиль и европейский лоск, его лицо было истинно американским, мальчишеским и открытым. Карие глаза светились добротой и искренностью, а широкий ирландский рот был благороден и мил. Да, Клиленд Донован бесспорно красив.
Чувства к нему захватили Ники, переполнили душу. Впервые она по-настоящему поняла, как много он значит для нее. Никто в мире не был для нее важен так, как он, и понимание этого поразило ее.
На несколько секунд она отвлеклась, погрузившись в размышления о нем, и не заметила, что он замолчал. Лишь когда он тихонько присвистнул, Ники, вздрогнув, пришла в себя. Она резко выпрямилась.
— Эй, Ники, ты где? — расхохотался Кли. — Я тебе надоел?
— Ну что ты! — ответила она.
— Что случилось? — спросил Кли. — У тебя такое странное выражение лица.
— Я люблю тебя, — сказала Ники.
Кли поперхнулся.
— Что?
— Я люблю тебя.
Он пересек комнату в три шага и сел рядом с ней на софу. Крепко взяв ее за руки, он заглянул ей в лицо.
— Ники, не могла бы ты повторить это еще раз?
— Я люблю тебя, Кли. Я люблю тебя.
— О, Ники, — только и смог выдохнуть он, а потом взял ее лицо в ладони и поцеловал. Прижавшись к ней, он осторожно опустил на подушки и, убрав прядь льняных волос с ее лица, сказал:
— Я тоже тебя люблю, ты знаешь. Я так страдал, пока тебя со мной не было.
Ники дотронулась до его губ, провела по ним пальцем.
— Знаю. Go мной было то же самое.
Его поцелуй был страстным. Его язык то метался, едва касаясь ее языка, то замирал в томительной истоме. Вдруг Кли остановился и прошептал ей в волосы:
— Пойдем в постель. Я хочу тебя.
Он помог ей подняться, и они пошли в спальню. Скинув одежду, они обнялись и стояли так некоторое время, безмолвно, близко, радуясь, что снова вместе.
Наконец он произнес:
— Такого со мной еще не было.
— Со мной тоже, — ответила она, и он знал, что так оно и есть на самом деле. Она любила Чарльза совсем не так, как любит Кли; они вызывали в ней разные чувства.
Вновь наступило молчание. Он зарылся лицом в ее волосы, руки его скользнули по ее спине; он притянул ее к себе, так что их бедра соприкоснулись.
Ники охватило возбуждение, как до этого Кли, и теперь уже она взяла инициативу в свои руки и, слегка отстранившись, потянула его к кровати.
Они легли лицом друг к другу, глядя глаза в глаза, не произнося ни слова. |