Росс поймал ее за руку. Джорджиана рывком высвободила ее, но слишком поздно разгадала его намерение. Ноги ее оторвались от пола, так как он поднял ее. Проплыв в воздухе, она охнула, когда спина ее коснулась шезлонга.

— Что вы делаете?

Он навис над ней тенью, оседлав шезлонг, словно это была его лошадь. Джорджиана отпрянула, но спина ее ударилась о спинку шезлонга. Она попробовала метнуться в сторону, но наткнулась на его руку. Другая его рука также ограничивала ее свободу. Одним словом, Джорджиана оказалась в ловушке.

— Вы еще долго намерены играть в молчанку? Или старый граф в самом деле ухитрился вас обрюхатить?

Джорджиана выпрямила спину, подняла подбородок и сумела посмотреть на него сверху, хотя он и был выше ее.

— Вы гнусный тип. Только презренный негодяй способен разговаривать со мной подобным образом. Только жалкий трус способен домогаться женщины, которой он противен. Отстаньте от меня!

Он медленно приблизился к ней, заставив ее прижаться к шезлонгу, вытянулся вдоль нее так, что теперь тела их соприкасались, и согнутой в колене ногой придавил ее бедра, чтобы не дать ей сбежать. Это была неслыханная дерзость. Джорджиана раньше не сталкивалась с мужчинами, которые отказывались выполнять требования леди. От потрясения она лишилась дара речи.

— Я знал, что это заставит вас замолчать, — прошептал Росс.

Его дыхание привело ее в трепет. Месяц за окном освещал лицо Росса жемчужным светом: она видела его прямые брови, тени под его скулами и красивую линию рта.

Ник провел пальцем от ее горла к груди.

— Вы скажете то, что я хочу услышать?

— Ч-что?

— Скажите это. Скажите, что Трешфилд солгал, и я повешу его на одной из его греческих колонн.

— Ведите себя прилично, сэр. — Она схватила его руку и попыталась оторвать ее от шезлонга. — Сейчас же дайте мне встать!

— Черт, ну и упрямая же вы! — Ник перехватил ее руку. — Вы погубите себя, но если вы намерены решительно идти этим путем, значит, вы сами этого хотите.

Неожиданно за решимостью в его голосе Джорджиана уловила отчаяние. Она вспомнила его душевную борьбу в роще, вспомнила, как он сопротивлялся своему желанию поцеловать ее, как предупредил о том, что ей грозило. Она перестала сопротивляться и удивленно прошептала:

— Ник?

Его тело замерло, он поднял голову, чтобы лучше видеть ее. Джорджиана снова назвала его по имени, и он глубоко вздохнул.

— Не называйте больше меня так, — сказал он.

— Ник…

Он сел, продолжая смотреть на нее. Некоторое время Росс оставался неподвижным, потом его рука медленно приблизилась к ней и приподняла складку батистовой ночной сорочки. Он наклонил голову и приложил ее рубашку к своему лицу. Вдохнул ее запах. Джорджиана смотрела на него как завороженная. Она готова была смотреть на него целую вечность.

— Вам не следовало так произносить мое имя, голубка. Вы знаете это.

Он взял ее руку, повернул ладонью вверх и поцеловал. Губы его скользнули к внутренней стороне запястья, заставив Джорджиану охнуть и погрузить пальцы свободной руки в обивку шезлонга. Когда он поцеловал ее локоть, Джорджиана почувствовала, что тело ее превратилось в кипящий пудинг. Ей показалось естественным то, что он приблизился к ней, припал к ней всем телом и, наконец, поцеловал в губы.

Этот поцелуй, длившийся несколько минут, разжег в ней огонь, возбудил боль и удовольствие. Его рука поднялась по ее телу и накрыла грудь, заставив ее еще сильнее затрепетать. Вскоре ночная рубашка заскользила вверх по ногам и она почувствовала, что рука Росса дотронулась до ее икры.