И ему придется уехать. Конверт выпал из его руки, и он невидящим взглядом посмотрел на свечу, которую все еще держал. Почему его любовь не такая, как любовь Джоселина и Лайзы. Его любовь походит на любовь Отелло и Дездемоны тем, что она заранее обречена. Обречена, обречена, обречена. Только Джорджиана далеко не такая верная, какой была Дездемона.

Да, она хочет, чтобы он уехал. Но он уйдет не так, как уходит какая-нибудь жалкая дворняжка, которую прогнали со двора. Он уйдет красиво, с высоко поднятой головой и покажет ей, что его не волнует то, что она считает их близость грязной тайной, которую лучше всего забыть. Или он попробует показать ей, как много она теряет в его лице. У него осталось мало времени на то, чтобы принять решение, но так или иначе, а Джорджиана пожалеет о том, что сделала с ним.

Несмотря на то, что он был поглощен мыслями об отмщении, время для Ника тянулось медленно. Когда часы из золоченой бронзы в его апартаментах пробили четверть второго, он с лампой в руке бесшумно двигался по холодному изогнутому коридору, ведущему в Египетское крыло. Он намеренно вышел раньше, чтобы найти себе хорошее укрытие, откуда сможет увидеть, как Джорджиана придет на встречу. Пусть ее королевское величество подождет немного, чтобы не получилось, что он явился вовремя по первому ее зову. Ожидая его в темноте, она разнервничается, и тогда он неожиданно появится неизвестно откуда. Естественно, она рассердится, но он поведет себя как джентльмен, притворится, что удивлен тем, что заставил ее ждать.

Войдя в длинный холл Египетского крыла, Ник остановился — и посмотрел на стоящую сбоку высокую витрину, заметив черно-белое отражение своего фрака в стекле. Взгляд его скользнул по ряду полотняных свертков. Джорджиана говорила ему, что в них находятся мумии кошки, двух соколов, собаки и бабуина. Их тщательно обмотали тканью, потемневшей от времени, чтобы они лучше сохранились для загробной жизни. На полке под мумиями лежали амулеты из сердолика, малахита, гипса и лазурита. Египетские бальзамировщики клали амулеты между слоями ткани, считая, что они защищают умерших во время путешествия по царству мертвых. Ник подумал, что в его положении ему самому пригодились бы несколько амулетов.

Он продолжил путь, всматриваясь в темноту в поисках подходящего укрытия. Он не станет прятаться в футляре для мумии. Хотя он и был зол на Джорджиану, ему не хотелось пугать ее и заставлять плакать. К тому же футляры, стоявшие вдоль стены, были слишком малы для него. И едва ли он произведет на нее впечатление изысканного и сдержанного джентльмена, если выскочит из гроба. Наверное, ему лучше всего подождать ее в рабочей комнате.

Ник ударом ноги открыл дверь и поднял лампу, осветившую стол и лежащие на нем толстые книги, маленькие статуэтки и мумию небольшого крокодила. Закрыв дверь, он оттащил от стола кресло и поставил его перед входом, спиной к двери библиотеки. Положил лампу на пол и опустился в кресло.

Он достал из кармана часы и увидел, что ждать ему еще около двадцати минут. Положил часы обратно и поправил свой фрак. Он был из превосходной черной саксонской шерсти и контрастировал с его белым жилетом с каймой, украшенной вышивкой. Бриллиантовые запонки на манжетах его рубашки блестели даже в тусклом свете лампы.

Было так тихо, что он слышал тиканье своих часов. Он поднялся и взял со стола книгу. Поднес ее к лампе и попытался читать, но он был слишком возбужден для чтения. Он положил книгу на пол. Это место начало его раздражать — все эти трупы, странные предметы, сделанные людьми, жившими три тысячи лет назад, эти гробы.

Ник сдвинул брови. Что-то здесь не так. Он поднял лампу, снова подошел к столу и с задумчивым видом посмотрел на стопки книг. Губы его сжались. Он поднял высоко лампу и повернулся. Сразу он не заметил того, что пространство возле стола опустело.