И все-таки…

…если помалу… не удерживая… только… представить, что он, Ежи, даже не стена — сеть рыбацкая, сквозь которую сила, подобна воде, течет…

— Правда, в мои времена от там храм стоял, — Евдоким Афанасьевич указал куда-то вдаль. — И деревушка была… куда подевалась?

— Сожгли, — вот кому Ежи вовсе рад не был, так это Радожскому, который держался вольно, будто полагая и земли эти, и корабль собственною вотчиной. На Ежи он и вовсе глядел сверху вниз, всем видом показывая, что он ему не ровня.

Ежи и не собирался ровняться.

В ином каком случае и вовсе постарался бы держаться подальше от князя, но, во-первых, места на корабле было не так и много, а во-вторых, уж больно этот князь был наглым.

Жених, чтоб его…

— Потом там, помнится, отстраивались, но тоже неудачно. Одну деревеньку мор выкосил, другую — пожар, на третью вроде волки… или еще какая напасть? — Радожский наклонился, опершись на борт обеими руками. — Недоброе место.

Недоброе.

И теперь Ежи, почти примирившись с этою вот силой, готов был согласиться с князем. Место было не просто недобрым.

Мертвым?

Пожалуй что. Именно оно делилось силой, которая и наполняла озеро. Будь то поменьше, то и вовсе вскорости омертвело бы.

— Родник там, — сказал он, правда, не Радожскому, но Евдокиму Афанасьевичу, который и не подумал исчезнуть. — Темный…

— Темных родников не существует, — ответствовал князь.

— Конечно, — желания спорить у Ежи не было. А вот родник имелся. И выходил он там, близ самого берега, выпуская тяжелую темную воду свою, вынося ее откуда-то из самых земных глубин. Эта вода и поила землю, меняя, что травы, что людей. Пристать бы там, пройтись, собирая их, переменившихся.

…может, удалось бы сыскать могильную крапиву, о которой в книге говорилось?

Ежи сделал еще один вдох, глубже…

И еще…

— Мне не нравится, что вы ошиваетесь подле моей невесты, — нарушил молчание князь. — Будьте любезны сгинуть…

— Сами… будьте любезны… сгинуть… — слова приходилось выговаривать осторожно. Сила больше не пыталась сломать Ежи, словно поняв, что и он не собирается мешать ей. Она… она пожалуй и вправду текла сквозь тело его, правда, нисколько не унимая дурноту.

— Я вижу, как вы на нее смотрите. Эта женщина не про вас, — князь повернулся к Ежи, теперь он глядел задумчиво.

— И вам она тоже не нужна. Сама по себе.

— Сама по себе — нет, но в исполнение клятвы…

— У нее нет этого вашего… узора.

— И что? Мало ли. Может, потом появится, — князь пожал плечами. — Или вовсе… мой очнулся и этого довольно. А потому я буду настаивать на исполнении договора.

Пальцы сами собой сплелись знакомым узором, правда, теперь вместо огня его наполнила темная тяжелая сила, существования которой наука не признавала.

— Погоди, — Евдоким Афанасьевич положил руку на плечо, и Ежи не удивился, ощутив тяжесть её. — Проклясть всегда успеешь. А то мало ли, вдруг да помрет до сроку.

Вот это обстоятельство Ежи совершенно не волновало.

— Сперва поглядим на этот договор…

Ежи позволил силе вернуться к темным водам. И отвернулся… оно и вправду. Проклясть всегда успеется.

— Я не позволю вам мешаться! — а вот Радожский отступать определенно не желал.

— И каким образом?

Сила, чувствуя человека, способного принять её, поднималась к поверхности воды.