Напротив, обращаться деньгами — талант нужен.
— А то, — Бастинда явно подобрела и, окинувши Мишаньку взглядом, предложила: — Может, тебе платье сменить?
— Было бы на что менять. Хотя… если корсет ослабишь буду… благодарна.
Нет, на смотринах ему делать нечего, но ежели говорить о себе, как о мужчине, скандал выйдет. Батюшка же… интересно, ему уже доложили? А как доложат, то что он делать будет?
Стало как-то неуютненько.
Боярыня дважды обошла Аглаю и пальцем в неё ткнула:
— Ведьма, — сказала она пренедружелюбнейше.
— Ведьма, — согласилась Аглая, ибо отрицать очевидное было глупостью.
Боярыня обошла Аглаю с другого боку, наверное, надеясь, что там она будет менее ведьмою. И остановилась, насупилась так, что вычерненные брови сошлись над переносицей.
— Неможно! — возвестила боярыня громко, так, что слышали, верно, и голуби, которых в маленьком дворике собралось превеликое множество. Во всяком случае голуби замолчали, повернули головы, уставившись на боярыню. — Никак неможно!
— Тогда мы пойдем, да? — Лилечка поинтересовалась у Аглаи, и Светлолика, которая стояла, переминаясь с ноги на ногу, кивнула, согласная уходить немедля.
— Куда?!
— Туда, — Лика указала на ворота, через которые они и вошли, предъявивши храмовые грамоты. И не только они, конечно. Было тут еще пара девиц вида простого, а потому от близости к государю несколько заробевших. — Домой.
— Домой?
— Раз ведьме неможно, то и нам тоже неможно, — охотно пояснила Лика. — Мне-то еще ладно, я-то взрослая, пятнадцать лет уже! А вот Лилечка маленькая, как ей без пригляду?
Боярыня насупилась и покраснела.
— Неможно! — наконец, высказалась она и руки в бока уперла, всем видом показывая, что уйти не позволит.
— То есть, и уйти неможно? — Лика уперла руки в бока и вперилась в боярыню взглядом. И пусть была она меньше, тоньше, да только отступать не желала. — И что остается? Сидеть тут?
И в подтверждение слов своих, Лика присела.
Вот где стояла, там и села, благо, двор был почти чистым.
Лилечка поглядела на тетушку и тоже села. И что оставалось Аглае? Нет, она осознавала, что её долг как раз в том, чтобы призвать девушек к порядку. Объяснить правила.
Извиниться.
И…
Она расправила юбки, пригладила волосы и произнесла:
— Боюсь, многоуважаемая, вы не оставили нам выхода иного. Я не могу отпустить ребенка одного, и в то же время вы не позволяете нам уйти. Это… неправильно, — прозвучало не так веско, как хотелось бы. Но боярыня покраснела паче обычного.
И взгляд её гневных устремился на тех других девиц, что держались в стороночке и тихо.
— Вы… — палец ткнулся в них. — Идите. Проводят в покои. Мойтеся и если от какой испариной вонять станет, самолично косы пообстригаю…
Девицы исчезли.
И во дворике стало тихо-тихо, только голуби курлыкали да и то робко, словно стесняючись.
— Вы… — боярыня возвышалась над Аглаею. — Думаете, самые умные? Я вот где вас…
И кулак показала.
Аглае под нос самый сунула. И был тот кулак крепок, округл да перстеньками украшен.
— Сейчас стражу кликну…
— На невест царевых? — почему-то вид кулака Аглаю нисколько не испугал. Наоборот, ей стало обидно. В конце концов, что они плохого делают? Сидят себе смирнехонько.
И…
— Думаю, ни государь, ни государыня не обрадуются, если в народе слух пойдет, что невест, богиней благословенных, принимают во дворце не то, чтоб без ласки, но со стражею, — Аглая говорила спокойно и умиротворенно, как учили. |