— Не надо!

— В таком случае… вечером надеюсь видеть вас на малом пиру.

— А… — подала голос еще одна девица. — А наряды?

— А вот за нарядами можно и к папеньке… Зимолюба Никодимовна проследит, чтоб вам доставили ваш багаж. Только учтите, комнаты не так и просторны.

…в этом Мишанька имел возможность убедиться. Просторны? Да у него в доме ключница имела конуру побольше.

Нарочно она, что ли?

— Ишь, змеюка, — произнесла смутно знакомая девица немалых достоинств. В прошлой-то жизни Мишанька, несомненно, обратил бы на них внимание, хотя сам и предпочитал обычно женщин иной стати, звонких да хрупких.

— Ты про кого?

Он обошел комнатушку — им с девицею милостью постельной боярыни досталась крайняя, небось самая тесная и неказистая — и остановился подле кровати. Кровати стояли друг напротив дружки, и дотянуться до второй можно было, не вставая. За кроватями уместились сундуки.

Как сундуки.

Сундучки.

— О царице-матушке, чтоб её… вот ведь свекровь кому-то достанется! Видела, как она на нас выпялилась? — девица пощупала покрывало на кровати, после и белье, и подушку помяла, нахмурилась. — Перо…

— Чего? — не понял Мишанька.

— Перо, говорю. Пуховых пожалели. Перины, небось, тоже перешитые, которые из трех одна выходит. Батюшка мой тоже старые велит вытряхивать, сушить, а после уж и новые шьют. Но не для гостей! Для дворни. Они и таким радые.

Речь девицы была вроде и понятной, но смысл сказанного от Мишаньки категорически ускользал. Какие перины? Куда их трясти? И зачем перины дворне?

— У нас на перьевых, небось, и собаки не леживают, — сказала девица с презрением. — А тут же ж дворец!

— И что? — Мишанька хотел было присеть на кровать, но ткань платья натянулась, а корзина плетеная впилась в то самое место, очертания которого она и призвана была подчеркнуть. — Дворец огромный. Знаешь, сколько тут людей?

— Много?

— Много.

— Тогда да… небось, на каждого пуховую перину новую тратить — не напасешься. Но мы же ж не так! Мы же ж невесты царевичевы…

— Которых дюжин пять, если не шесть набралось, — Мишанька попытался пристроиться бочком, но только юбки перекрутились.

— Бастинда я, — девица глядела без злости, скорее с живым любопытством.

— Миш… Мишаня, — Мишанька решил, что от имени своего точно не откажется.

— Что, батюшка сына хотел?

— Хотел…

— Ну… мой тоже. Тепериче вон снова женился, то и при наследнике будет.

— Мой… не женился, но наследников хватит, — Мишанька все-таки пристроился на краешке кровати, самым бочком, при том и корзина съехала, кажется, не туда, и корсет сдавил ребра так, что дыхать невозможно стало. — А царица… вероятно иного ожидала. Но… странно, да…

— Что странно?

— Из боярских дочек только семеро, — Мишаньке надо было с кем-то поделиться наблюдениями, а эта вот девица хотя бы слушать умела. — Еще дюжина из титулованных, но мелкого рода… купчихи опять же.

— Я купчиха.

— Заметил, — сказал Мишанька и поправился. — Заметила. Не обижайся, лично я ничего-то против купцов не имею. Напротив, обращаться деньгами — талант нужен.

— А то, — Бастинда явно подобрела и, окинувши Мишаньку взглядом, предложила: — Может, тебе платье сменить?

— Было бы на что менять.