Изменить размер шрифта - +

     -- Наина Киевна,  -- сказал я истово, -- вы меня спасли от голодной
смерти.
     -- Поел? -- сказала Наина Киевна как-то неприветливо.
     -- Великолепно поел.  Огромное вам спасибо!  Вы себе представить не
можете...
     -- Чего уж тут не  представить,  --  перебила  она  уже  совершенно
раздраженно.  --  Поел,  говорю?  Ну  и  давай сюда тарелку...  Тарелку,
говорю, давай!
     -- По... пожалуйста, -- проговорил я.
     -- "Пожалуйста, пожалуйста"...  Корми тут вас за пожалуйста...
     -- Я могу заплатить, -- сказал я, начиная сердиться.
     -- "Заплатить,  заплатить"...  -- Она пошла к двери.  -- А ежели за
это и не платят вовсе? И нечего врать было...
     -- То есть как это -- врать?
     -- А  так вот и врать!  Сам говорил,  что цыкать не будешь...-- Она
замолчала и скрылась за дверью.
     "Что это она?  -- подумал я.  Странная какая-то бабка... Может быть,
она вешалку заметила?"  Было слышно, как она скрипит пружинами, ворочаясь
на  кровати  и  недовольно ворча.  Потом она запела негромко на какой-то
варварский мотив:  "Покатаюся,  поваляюся, Ивашкиного мяса поевши..." Из
окна потянуло ночным холодом.  Я поежился,  поднялся, чтобы вернуться на
диван, и тут меня осенило: дверь я перед сном запирал. В растерянности я
подошел к двери и протянул руку, чтобы проверить щеколду, но едва пальцы
мои коснулись холодного железа,  как все поплыло у меня  перед  глазами.
Оказалось,  что я лежу на диване, уткнувшись носом в подушку, и пальцами
ощупываю холодное бревно стены.
     Некоторое время я лежал, обмирая, пока не осознал, что где-то рядом
храпит старуха и в комнате  разговаривают.  Кто-то  наставительно  вещал
вполголоса:
     -- Слон есть самое большое животное из всех  живущих  на  земле.  У
него на рыле есть большой кусок мяса, который называется хоботом потому,
что он пуст и протянут,  как труба.  Он его вытягивает и сгибает всякими
образами и употребляет его вместо руки...
     Холодея от любопытства,  я осторожно повернулся на  правый  бок.  В
комнате было по-прежнему пусто. Голос продолжал еще более наставительно:
     -- Вино,  употребляемое умеренно,  весьма хорошо  для  желудка;  но
когда пить его слишком много, то производит пары, унижающие человека до
степени несмысленных скотов.  Вы иногда видели пьяниц и помните  еще  то
справедливое отвращение, которое вы к ним возымели...
     Я рывком поднялся  и  спустил  ноги  с  дивана.  Голос  умолк.  Мне
показалось,  что  говорили  откуда-то  из-за  стены.  В комнате все было
по-прежнему, даже вешалка, к моему удивлению, висела на месте. И к моему
удивлению, мне опять очень хотелось есть.
     -- Тинктура экс витро антимонии,  -- провозгласил  вдруг  голос.  Я
вздрогнул.  --  Магифтериум  антимон ангелий салаэ.  Бафилии олеум витри
антимонии алекситериум антимониалэ! -- Послышалось явственное хихиканье.
--  Вот  ведь  бред  какой! -- сказал голос и продолжал с завыванием: --
Вскоре очи сии, еще не отверзаемые, не узрят более солнца, но не попусти
закрыться   оным   без   благоутробного  извещения  о  моем  прощении  и
блаженстве.
Быстрый переход