Потом залив перешел в море, и вода перестала быть безмятежной. Утесы вонзались в небо. Высокомерные вызывающие Башни громоздились на горном хребте, взирая свысока на городок, залив и океан. Мрачный серый камень зеркально соответствовал цвету дождевых облаков на западе. Старинные стрельчатые окна вспыхивали причудливыми радугами. Словно мираж, виднелись цветные полосы и пятна в саду Сюзанны.

— Иногда, ловя с отцом лобстеров, я смотрел на него.

«И мечтал о тебе».

— На замок Калхоунов, — пробормотал Холт. — Я называл его именно так.

Сюзанна улыбнулась, прикрыв глаза ладонью, изучая внушительное сооружение на утесах.

— Это всего лишь дом. И всегда был домом. Глядя на него, я думаю о тете Коко, колдующей на кухне над новым рецептом, и о Лиле, дремлющей в своей комнате. О детях, играющих во дворе или гоняющихся наперегонки вверх-вниз по лестнице. Об Аманде, сидящей за столом и дотошно вникающей в стопки счетов, выставленных за содержание Башен. О Кики, нырнувшей под капот старого многоместного автомобиля, чтобы определить, сможет ли она сотворить чудо и заставить мотор проработать еще годик. Иногда вижу смеющихся родителей за обеденным столом, таких молодых, таких живых, преисполненных планами.

Сюзанна обернулась, чтобы держать особняк в поле зрения.

— Там многое изменилось и еще изменится. Но это по-прежнему наш дом. Очень уютный. Ты тоже это понимаешь, иначе не стал бы жить в коттедже Кристиана, со всеми его воспоминаниями.

Холт действительно понимал, что заставило напрячься.

— А может, мне просто нравится владеть недвижимостью у воды.

Сюзанна наблюдала за постепенным исчезновением из вида башни Бьянки, потом повернулась и встала к капитану лицом.

— Сентиментальность не делает тебя слабым, Холт.

Он хмуро уставился на волны.

— Мы с отцом никогда не были близки, на все смотрели с разных точек зрения. Но деду не приходилось объяснять или оправдываться в своих чувствах или желаниях. Он и так все понимал. Думаю, догадывался, по какой причине он оставил мне этот дом после смерти, хотя тогда я был еще ребенком.

Сюзанна так ненавязчиво и мило вела себя, что Холт невольно поделился чем-то личным.

— Поэтому ты и вернулся сюда. Мы всегда возвращаемся к тому, что любим.

Хотелось расспросить побольше — как проходила его жизнь в те годы, что он провел вдали. Почему бросил службу в полиции и занялся ремонтом лодочных моторов и оснастки. Он влюблен или его сердце разбито?

Но Холт ударил по дросселю и послал катер в гонку по широким морским просторам.

Он задумал эту прогулку не для того, чтобы углубляться в размышления, волноваться или задаваться вопросами, а для того, чтобы дать Сюзанне — да и себе тоже — час отдыха и отсрочки от действительности. Ветер и скорость творили с ним необыкновенные чудеса. Всегда. И когда услышал тихий смех, увидел поднятое к солнцу милое лицо, понял, что сделал правильный выбор.

— Иди сюда, возьми штурвал.

Это был вызов. Он явственно слышался в командном голосе, виделся в повеселевших глазах, когда Холт усмехнулся пассажирке. Сюзанна, не колеблясь, встала у руля.

Она наслаждалась мощью, вибрирующей под кончиками пальцев. Катер разрезал воду, словно лезвие, мчась в неизвестность. Существовало только море, небо и неограниченная свобода. Атлантика волновалась, добавляя опасности. Воздух покусывал, наждаком проводил по коже и превращал каждый вдох в глоток ледяного вина.

Сюзанна устойчиво и умело держала штурвал, тело послушно напряглось. Задумчивый вид сменился упоительным бесстрашием, будоражащим кровь.