— Ничего себе, кацо, фруктовый бизнес, — восхитился я.
— И фруктовый бизнес тоже, — многозначительно проговорил Сосо. Постараюсь выполнить ваши пожелания, друзья мои, но в пределах моей компетенции, — и ушел, такой таинственный и мужественный. Вместе с Софочкой, защищающей его с тыла.
А мы остались размышлять о дальнейших своих полукриминальных действиях. Итак, нами получены прямые доказательства творческой связи между банковским делом и шоу-бизнесом. Некий общий интерес заставил двух господ провести вечеринку за коктейлем «Тайфун». И вместо того, чтобы делать ставки на зеленом поле игрового стола…
— А если джип подорвали не по приказу шоумена? — задумался Миха Могилевский. — Откуда такая уверенность, Палыч?
— Тогда кто? — удивился я и снова начал доказывать свою теорию возникновения рукотворной огненной стихии у «Подковы»: допустим, господин Берековский имел определенные обязательства перед господином Лиськиным; чтобы их выполнить, он обратился с покорной просьбой к державной особе Д., пытаясь обаять ту букетом роз, однако столь хитроумный ход расстроился по причинам нам неизвестным, и за свою неповоротливость банковскому тузу пришлось платить неустойку.
— Хорошо излагаешь, собака, — заметил Мойша. — А если это стечение обстоятельств?
— Что?
— Все.
— Если бы ты видел, как банкир пихал букет в урну.
— И что это доказывает?
— Ничего не доказывает. Тебе, тупому! — не выдержал я. — А мне доказывает все.
— Что все?
— Я его убью! — заорал я. — И мне за это ничего не будет!
Девушка Саша повисла на моих руках. Кот стрельнул на шкаф, взбив пыльное облачко. А господин Могилевский заметил, что более дилетантского отношения к делу он ещё не встречал.
— Ах, он не встречал, — возмущался я, — так отправляйся в свою Малайзию и делай бизнес на скандинавках, которые наши хохлушки, да-да, и продавай их оптом и в розницу американским морским пехотинцам.
— Ванечка, ты бредишь, — засмеялась Александра.
— Отнюдь, это правда, — был тверд я, как Павлик Морозов перед лицом ЧК.
На такие мои откровения Мойша невозмутимо пожал плечами и ответил, что все наоборот: он выдавал скандинавок за хохлушек и продавал их порциями, как галушки, новому украинскому флоту, прибывшему в Малайзию с дружеским визитом.
— Чего? — вытянулся лицом.
— Ну и раздолбаи вы, мальчики, — отмахнулась Александра, — может, хватит хреновиной заниматься?
— А чем заниматься?
— Я бы сказала, — ответила девушка, — да воспитание не позволяет, — и удалилась прочь; наверно, чтобы не мешать нам лучше думать?
Спору нет, будущая экономистка была права — мы не торопились, хотя какой может быть спех, когда любая оплошность…
Слишком уж высока ставка, чтобы торопиться поставить фишку своей планиды на сукно стола, за которым скалится старушка Смерть и, как крупье, сгребает косой чужие жизни.
— Ты чего, Лопухин? — прервали мое высокопарное видение.
— А что, Миха?
— Будто сидишь на собственных поминках.
Вот именно, промолчал я, если мы и дальше так будем бултыхаться в проруби нашей бесконечной жизни, то подобная малоутешительная перспектива вполне возможна. Мы плетемся за событиями, а не воздействуем на них. Вот в чем ошибка.
— Не пора ли нам принять более активное участие в историческом разделе сладкого пирога. |