— Я думал, ты пойдешь на концерт Паганини.

— Я не очень хорошо себя чувствую.

— О-о. — Гревилл направился к двери и вдруг добавил: — А я-то собирался пойти с тобой.

Это прозвучало так робко, подумала Аурелия. Поразительно для такого человека, как он. Словно он окончательно растерялся, пережив совершенно незнакомые для себя чувства.

— Можешь пойти сам и извиниться за меня, — предложила она, закрепляя на скрученном узле сетку для волос. — Там будет Корнелия.

— Нет-нет… думаю, я тоже проведу спокойный вечер. — Гревилл положил руку на ручку двери и оглянулся на севшую у трюмо Аурелию. — Мне заглянуть к тебе перед сном?

— Сколько угодно, — легко отозвалась она. — Правда, я собиралась лечь пораньше, так что, может быть, уже буду спать.

— Что ж, я испытаю судьбу, — сухо произнес Гревилл и вышел.

Аурелия сидела перед трюмо и размышляла о том, что здесь только что произошло. Они затронули больные места, вплотную приблизились к неким эмоциональным границам, хотя Гревилл изо всех сил пытался этого избежать. И пока она не могла решить, хорошо это или плохо.

— Мне кажется, совсем не обязательно надевать официальный вечерний костюм ради этого события, Аурелия. — Гревилл, отряхивая шелковый рукав темно-серого сюртука, вошел в спальню Аурелии в пятницу, перед суаре у Лессингемов.

— Разумеется, не настолько официальный, как для «Олмака», — отозвалась она и повернулась к мужу, продолжая держать руку вытянутой — Эстер застегивала ряд крохотных пуговок на манжетах длинных пышных рукавов ее платья. — Этот вполне подойдет. Ты выглядишь очень модно.

И действительно, к хорошо сидевшему шелковому темно-серому сюртуку и облегающим трикотажным светло-серым панталонам Гревилла придраться было невозможно — разве только возмутиться, что мужественная мускулатура так откровенно подчеркивается покроем костюма.

— Могу я вернуть тебе комплимент? — одобрительно улыбаясь, спросил он.

Аурелия знала, что платье из старинного золотистого дамаста, завязанное на талии шнуром с кисточками, с вырезом, подчеркнутым простым воротником цвета золотистого янтаря, очень ей идет. Эстер не зря потратила несколько часов со щипцами для завивки, доводя до совершенства, копну белокурых кудряшек, обрамлявших ее лицо, и теперь Аурелия не без тщеславия считала, что выглядит наилучшим образом.

Впрочем, внешний вид никак не отражал ее внутреннего состояния. После вчерашней неудачной и бессмысленной дискуссии Гревилл вел себя так, словно они вообще не затрагивали этих сложных эмоциональных вопросов, и Аурелия понимала, что ей остается только одно — вести себя так же. Но невысказанное простиралось между ними как пустыня — во всяком случае, она ощущала это именно так.

— Не забудь веер. — Он взял изящный японский разрисованный веер и развернул пластины из слоновой кости.

— Конечно, нет. — Веер должен был служить им средством общения, в особенности, если среди гостей окажется дон Антонио Васкес. Роль Аурелии сегодня вечером заключалась в том, чтобы просто вовлечь его в разговор, пофлиртовать с ним, заставить по возможности раскрыться — по сути, стать наживкой, чтобы Гревилл мог начать действовать, когда решит, что настал подходящий момент. Аурелия выучила целый ряд движений веера для передачи основной информации — если ей покажется, что она для Гревилла важна.

Гревилл кивнул.

— Ну что, идем? — Он взял у Эстер вечернюю накидку и тщательно укутал плечи Аурелии.