Перед ее глазами стоял лист бумаги, исписанный почерком Фредерика. Предать доверие полковника — все равно, что предать Фредерика. А отказаться выслушать полковника — все равно, что проигнорировать последнюю просьбу мужа.
— Продолжайте.
— Мы подозреваем, что испанцы развертывают шпионскую сеть в Лондоне. Полученная информация дает основания полагать, что они намерены проникнуть в высшие эшелоны светского общества. Само собой разумеется, мы, в свою очередь, намерены проникнуть в их шпионскую сеть.
— Какое отношение все это имеет ко мне?
— Прошло много лет с тех пор, как я жил в Лондоне и играл какую-то роль в обществе. И уверен, что многие обычаи изменились. Нужен кто-то с хорошим положением в обществе, чтобы помочь мне легко войти в соответствующие круги и убедиться, что я по неосторожности не нарушаю неписаных правил. Нужен кто-то, знающий, как разговаривать с подходящими людьми, задавать правильные вопросы, прислушиваться к нужным беседам, одновременно обеспечивая меня надежным социальным тылом для выполнения моего задания.
Аурелия очень медленно повернулась к нему, все еще сжимая занавеску, словно это была страховочная веревка, соединяющая ее с понятной ей реальностью.
— И вы полагаете, что я соглашусь выполнять эту роль?
— Это деловое предложение. — Гревилл встал из-за стола, подошел к камину и облокотился на полку, уперев мысок сапога в каминную решетку. Теперь он говорил отрывисто, деловым тоном. — Правительство хорошо платило Фредерику за его работу, но, разумеется, пока он был за границей, он не мог предъявить права на эти деньги. Их выплатят вам. Кроме того, ему причитается какая-то сумма за пленение двух французских кораблей — в то время, когда он еще служил во флоте. Это довольно значительные средства, но правительство готово предложить вам больше, если вы согласитесь поработать на него в ограниченный отрезок времени. Деньги будут выплачиваться на ваш личный банковский счет частями, через равные промежутки времени. — Он внимательно следил за ее лицом.
Аурелия пыталась вникнуть в смысл сказанного. Ей казалось, что нужно распутать очень много ниточек одновременно.
— Вам придется более точно объяснить, что я должна буду делать, — сказала она, наконец, отпустив занавеску, и скрестила руки на груди, рассеянно поглаживая локти и сильно наморщив лоб.
— Превосходно. Начнем мы с того, что будем изображать взаимопонимание, романтический интерес друг к другу — тогда наше стремление появляться в обществе вместе будет выглядеть естественным. Я стану сопровождать вас на различные светские мероприятия, на которые иначе меня бы не пригласили, а вы будете представлять меня определенным людям, с которыми я иначе мог бы и не познакомиться.
— Пока я не вижу в этом никаких сложностей, — медленно произнесла Аурелия. — Вряд ли за такую работу можно получить пожизненную пенсию.
— Кроме того, вам придется в определенных ситуациях быть моими глазами и ушами. Я буду говорить вам, какая информация мне требуется, а вы постараетесь ее для меня получить.
— Говоря попросту — шпионить.
— Это не больше того, что делали многие женщины — и продолжают делать сейчас. — В камине внезапно вспыхнул огонь, и тлеющий уголек выпал на пол. Гревилл быстро затоптал его и продолжил: — При всех дворах Европы существуют женщины, которые занимаются именно таким мягким видом шпионажа. Женщины гораздо лучше мужчин приспособлены для того, чтобы прислушиваться к сплетням — тем самым, которые могут оказаться жизненно важными для успеха миссии.
Только вчера они с Корнелией говорили о том, достаточно ли помогают стране во время войны. И если бы ее попросил о помощи Гарри, она бы согласилась не задумываясь. |