Проходя мимо собора, они услышали воркование встревоженных голубей в голубятне, которую содержали святые отцы, и кваканье древесных лягушек, доносившееся из сада.
Факел ярко освещал вход в особняк, улицу и выхватывал из темноты витые железные решетки, покрывавшие все окна вдоль фасада. Они напомнили Элеоноре о ее пристанище наверху. Сжав губы, она шла впереди полковника по коридору. Нет, она не может, она не должна оказаться снова взаперти.
Одинокий фонарь, свисавший с перекладины у лестничного марша, освещал патио. Элеонора обернулась.
— Полковник Фаррелл…
Он властно вскинул голову, и Элеонора остановилась, рассердившись на себя за то, что испугалась.
— А почему я должна называть вас Грант? Маскарад окончен.
— Разве?
— Конечно. Я сделала все, что вы хотели. Теперь вы должны меня отпустить.
— Отпустить? Куда? Зачем?
Насмешка в его голосе была более чем очевидна. Элеонора напряглась.
— Я не думаю, что это должно вас заботить. У меня есть кое-какие возможности…
— Не сомневаюсь. И вы вполне можете их использовать здесь.
Когда до нее дошло значение его слов, она вспыхнула.
— Как вы не понимаете? Я не могу оставаться здесь с вами. Не могу!
— Потому что я вам так не нравлюсь? Вам следовало решить это для себя, прежде чем стать такой обаятельной с генералом и посеять вражду между мной и Луисом. Оба маневра доказывают, что я должен держать вас как можно ближе к себе. Дядя Билл снова желает повидать вас, а это в общем-то приказ, и независимо от того, понимаете вы это или нет, он здесь глава правительства. К тому же Луис — один из моих лучших офицеров, и я не позволю вам стравливать его с другими.
— Я ничего подобного не делала! — с негодованием воскликнула Элеонора. — Подполковник де Ларедо всего лишь шутил.
— В Гранаде так не шутят. Почему бы он заговорил подобным образом, если бы вы не дали ему надежду?
— Если вы обо мне столь низкого мнения, удивительно, как вы терпите мое присутствие.
С мрачной улыбкой он придвинулся ближе к ней.
— У вас все получается очень хорошо, пока вы не откроете рот.
Она попятилась, но натолкнулась на перила и тут же почувствовала металлические награды на его груди, когда он притянул ее к себе. Он запустил пальцы в ее волосы на затылке, натянул их, держа так, чтобы она не смогла увернуться, и прижался к ней твердыми губами в поцелуе, способном разрушить любое сопротивление. Элеонора не могла пошевелиться от его едва сдерживаемой дикой страсти, и ее невольная неподвижность была вознаграждена необыкновенной нежностью. Он расслабился и стал целовать ее в уголки губ. Но вдруг зазвонил звонок и разрушил это ощущение. Она рванулась в сторону и чуть не упала оттого, что он наступил на подол ее юбки. Фаррелл поймал ее за руку, но она вырвалась и бросилась бежать по темному тоннелю коридора.
Звонок колокольчика повторился. Он висел у главного входа, который не был заперт. Элеонора потянула ручку, открыла дверь и, задыхаясь, уставилась на стоявшего перед ней человека в форме. Этого минутного колебания оказалось достаточно, чтобы полковник оказался рядом и его пальцы, как тиски, сжали ее запястье.
— Да? — рявкнул он.
Солдат на пороге очевидным усилием воли пытался скрыть любопытство, натянув на лицо заученную маску равнодушия.
— Прошу прощения, сэр. Генерал требует вас немедленно в Дом правительства. Очень срочное дело.
— Очень срочное?
— Да, полковник. Речь идет о человеке, которого поймали при попытке пробраться в комнату генерала Уокера. Он мертв.
— После допроса? — спросил полковник резким голосом.
— Нет, сэр. Никарагуанцам не удалось ничего из него вытянуть. Похоже, он был убит, чтобы ничего не смог разболтать. |