— Кто знает, что ему может пригодиться, — философски заключил Такэда.

— И еще одна просьба, пусть она тебя не удивляет: после тренировок посмотри за ним тихонько, чтобы он не заметил, пока не дойдет до дому.

Инструктор хмыкнул, прищурился.

— Я в эти «контрразведные» игры не играю.

Такэда остался серьезным.

— Ему угрожает опасность, Рома. Трижды он влипал в инциденты, чудом выкарабкиваясь живым. Я не могу раскрыть тебе всего, прими на веру.

Роман ощупал лицо инженера серыми неулыбчивыми глазами и хлопнул ладонью по подставленной ладони.

Такэда подошел к сгорающему от любопытства танцору:

— Волнуешься? Хочешь наставление?

— Валяй.

Время не трать даром — молод ты или стар, Учись ударом отвечать на удар.

Пусть крепче булатной стали будет твоя рука, Чтобы зря враги уповали на мощь стального клинка.

— Это из трактата по Окинава‑тэ, восемнадцатый век.

— Не сбивай его с толку, — проворчал Роман, испытывающе глядя на Никиту, который был чуть выше его, но в два раза шире. — Россдао не требует набивки рук до крепости «булатной стали».

Прежде, чем мы начнем, юноша, извольте выслушать несколько общих замечаний. Первое: родер никогда не нападает первым. Второе: — ученик должен практиковаться без перерыва. Есть, где заниматься самостоятельно?

— Есть.

— Третье: борьбу использовать только для законной самозащиты.

— В отношении к учителю и старшим ученик должен проявлять учтивость и благоразумие, — подхватил Никита и залился краской, заметив явное недовольство инструктора. — Извините, я, кажется…

— Надо было первой заповедью сделать принцип: не перебивать старших,

— мрачно ответил Роман. — Что ж, раз ты хорошо знаешь кодекс, повторяться не буду. Последнее замечание самое главное: столкновение с препятствием чуждо высшим уровням искусства, а я причисляю к ним и россдао. К мастеру‑родеру никто не пристанет. В любой толпе он и заметен и незаметен одновременно.

— Кажется, я понимаю; — медленно произнес Никита. — Незаметен, как и любой человек, идущий по своим делам и занятый своими проблемами, и заметен для тех, кто захотел бы напасть на него. Так?

Роман улыбнулся.

— Соображаешь. Что ж, начнем, маэстро…

Месяц пролетел незаметно.

Сухов занимался с Романом почти ежедневно по два‑три часа и кроме этого самостоятельно по четыре‑пять часов каждый день, преодолев тягу к акробатике — тренер сборной ничего не понял из его невразумительного объяснения и пригрозил отчислить из команды, если он не выкинет блажь из головы. Тянуло и на сцену, потанцевать и просто пообщаться с коллегами по искусству, окунуться в привычный мир закулисных историй, приятельских вечеринок и даже ссор. Но времени не хватало, и Никита лишь раз побывал в Малом театре, побеседовал с балетмейстером и уговорил его дать отпуск до середины сентября. Балетмейстер был человеком умным, к тому же, он знал мать танцора и отказывать Сухову не стал несмотря на то, что хороших молодых исполнителей, ждущих вакансий в театре, было немало.

С легкой душой Никита отдался тренировкам с Романом,, овладевая россдао с такой скоростью, что удивил даже Такэду, не рассчитывавшего на особо быстрый успех. Портило общее настроение только отсутствие Ксении, приславшей откуда‑то из‑за Урала открытку с видом на сопки и словами:

«Желаю удачи в сюгэн‑до.

Встретимся, если тебе это понадобится».

Тон письма показался Никите сухим, холодным, он разозлился и приказал себе забыть о Ксении, не понимая и не желая понять причин ее отъезда.