– Почему это арестуют? Председатель комитета тоже больше всего беспокоится из-за этого.

– Меня немного напугали, но сейчас все нормально. – Кадзу, не слушая ответа Ямадзаки, легла на спину, и массажист стал разминать ей руки. – Теперь о банкете для профсоюза, о котором вы меня недавно просили. Можете взять все на себя. Только взнос будет таким, как я скажу.

– Спасибо, но сколько? Ведь люди они бедные.

– Ну, триста иен, верно, подойдет.

– Триста иен?! – Ямадзаки поразила дешевизна.

– Триста иен. По правде говоря, это люди, которые теперь все больше помогают нам. Я хотела пригласить и угостить их бесплатно, но ведь тогда им станет неловко. Конечно, и еда, и напитки будут высшего качества.

Этот разговор принес неожиданные плоды. Ямадзаки, думая, что ей это давным-давно известно, нечаянно заговорил о событии, про которое она слышала впервые. Речь шла о случае, когда Ногути за несколько месяцев до окончания войны представил императору докладную записку по поводу заключения мира. Кадзу очень обрадовалась и упрекнула Ямадзаки за то, что до сих пор об этом молчал.

Она заявила, что этот случай нужно немедленно отразить в брошюре, но сделать это втайне от мужа. Тут Ямадзаки заставил ее ненадолго задуматься: если это раскроется, Ногути воспротивится категорически. Но решимость Кадзу, которая собиралась и дальше действовать, не ставя Ногути в известность, была непоколебима.

– Ну конечно, нам не нужно советоваться с мужем. Не такой уж это важный материал. Использовать его нужно ради мужа. Разве не будет ошибкой упустить такие сведения? – легко сказала Кадзу.

В конце концов Ямадзаки сдался. Кроме этого, Кадзу сообщила ему, о чем думала бессонными ночами: замечательный проект – напечатать пятьсот тысяч экземпляров календарей с фотографией Ногути. Один календарь обойдется примерно в четыре иены, дизайн должен быть современным. Раздать календари по профсоюзам, а через руки членов профсоюза учителей они попадут в дома учеников, где их повесят на стену.

Кадзу подробно, как обычно, забыв о времени, рассказывала Ямадзаки о своих планах. Календари повесят на стены городских заводов, рядом со швейными машинами, даже в школьных классах. Имя Ногути зазвучит в разговорах за домашним ужином:

– Что это за человек?

– Ногути Юкэн, а ты не знала?

На фотографии Ногути должен улыбаться. Ах, так мало фотографий, где он улыбается! Он должен со стены с мудрой улыбкой пристально смотреть на все эти небогатые столы. Должен чувствовать теплый пар от еды. Улыбка Ногути должна проникнуть и витать повсюду: у птичьей клетки, под старыми стенными часами, рядом с телевизором, над досочкой в кухне, где записано, какие овощи и рыбу заказать, рядом с посудным шкафом, где спит кошка. Его достойные седины и улыбка должны слиться у людей с образом доброго дядюшки, который когда-то давно, приходя в гости, гладил их по головке и всегда дарил сладости. Эта улыбка должна разбередить людскую память, возродить пусть и старые, но извечные мечты о торжестве справедливости, а его имя, словно название долго простоявшего на якоре в гавани старого корабля, который вновь отправляется в плавание, станет именем будущего, где рухнут эти жалкие закопченные стены.

– Вот кошка встает, потягивается, – говорила Кадзу. – Трется о стену, где висит календарь. Старик берет ее на руки и видит эту самую улыбку Ногути. Разве не покажется ему в такой миг, что чувства человека на фотографии отражены в этой милой, приветливой улыбке?

Когда Ямадзаки собрался уходить, она снова прошептала:

– Насчет денег не беспокойтесь.