Когда он шел на первый урок, его сознание было во мраке сомнений и предчувствий. Его мучил вопрос, правильно ли он сделал, признавшись Арчи этим утром. Он знал, что Корначио и Харлей могут быть в его руках. Но с Арчи все было по-другому, настолько по-другому, что Бантинг иногда посреди ночи просыпался в холодном поту, почти сожалея о том, что вообще связался с этим типом и с «Виджилсом».

У Оби была привычка обращать внимание на доску объявлений, чтобы не пропустить очередное собрание «Виджилса», даже когда на сцене появился Бантинг. Было время, всего лишь недавно, когда только Оби назначал встречи и переворачивал «Y». Но Арчи продолжал свои отношения с Бантингом уже в течение нескольких недель, очевидно готовя его к роли управляющего, и Оби принял это, потому что Лаура стала для него важнее, чем собрания «Виджилса».

Теперь он не отличался от других членов «Виджилса», в угоду Арчи, неспособному планировать свои действия после школы, пока он не узнавал, назначено ли на этот день собрание. В это утро, как и в любое другое прежде, чем направиться к своему шкафчику, он подошел к доске объявлений, что делал автоматически. Все еще не придя в себя после событий прошлого вечера, он подавленно брел по коридору. Глаза горели от недосыпа и от злости, какой он еще не знал отроду, и не знал, как этим утром ему удалось встать. Вдобавок, он не смог прикоснуться к завтраку из-за полного отсутствия аппетита. Всю ночь вместо того, чтобы спать он проигрывал в голове произошедшее прошлым вечером.

Лаура. Ее крик. На нее напали. Лапали руками — ее тело, ее душу и ее бытие. Словно сломали все, делающее ее человеком, девушкой, женщиной. Когда он, наконец, сумел выбраться из-под машины и стать на ноги, то в его ушах все еще гремело эхо надрывного рева мотора и визга резины машины, срывающейся с места, и Лаура посмотрела на него с опаской, ненавистью и отвращением. В ее глазах был ужас и паника, и, что страшнее всего, обвинение, словно это он сам на нее напал.

Короткими, истеричными обрывками фраз она рассказала ему, что случилось, пока он беспомощно пытался выбраться из-под машины. Ему потребовалось немало времени, чтобы вытащить из нее слова, и Оби вздрогнул, когда понял, как трудно ей об этом было говорить. Она, словно ребенок, кричала во тьме, страшась ночи. Ее не изнасиловали — нет, но он, кто бы это ни был, трогал ее. Трогал. И она говорила, словно рыдала, и снова начинала сначала. Оби так и не смог ее успокоить. Во время всего своего рассказа о случившемся она вжималась в самый дальний угол сиденья, чуть ли не выдавливая собой дверь, а затем сидела тихо, фыркая и время от времени вздыхая. Когда они подъехали к ее дому, она все отказывалась говорить, и продолжала сидеть тихо и неподвижно. Он чувствовал себя безнадежно и беспомощно.

В попытке хоть как-то утешить, он коснулся ее руки и затем нежно взял за плечо. Она съежилась и немного вздрогнула. Он пробовал извиниться за то, что случилось. Ему казалось, что он за это в ответе и виноват в том, что не сумел ее защитить. Боже, он думал, что если может аккуратно вести машину по темным улицам, то можно ничего не бояться. И что если бы он был крепче сложением и знал бы приемы карате, то из этой ситуации он вышел бы победителем.

Рука все еще продолжала болеть после того, как ее заломили где-то у него за спиной, и ему показалось, что она болела у него всегда, но эта боль никак не могла сравниться с душевной болью, давно таящейся в нем, чтобы внезапно появиться и снова его мучить.

Теперь, в коридоре на доске объявлений «палец» указывал на небо. И нужна ли была ему эта встреча? В любом случае в этот день сразу после уроков он собирался к Лауре.

Прошлым вечером она тихо от него отмахнулась, и уже успокоилась к моменту, когда они остановились у ее дома.