В этой обстановке 17 октября выходит манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», предоставляющий россиянам все базовые демократические права: личности, совести, слова, собраний и политической деятельности. В исторической литературе преобладает мнение, что со стороны правительства это был акт слабости, приведший к еще большему подъему революционной активности. Но произошло нечто противоположное. Получив всё то, чего оно так долго и упорно добивалось, Общество (где, напомню, тон задавали либералы) перенастроилось на «мирную борьбу» с режимом.

Поэтому всеобщая стачка закончилась, а вооруженное восстание в Москве, самом сердце России, так и осталось единственным эпизодом революционной войны.

Декабрьские события в Москве стали высшей точкой конфронтации.

Началось опять-таки с политической стачки. Совет рабочих депутатов не смог взять власть в городе, но сумел полностью дезорганизовать его жизнь. Ничего не работало, фонари не зажигались, с наступлением ранних зимних сумерек миллионная Москва погружалась во мрак. Генерал-губернатор Дубасов ввел чрезвычайное положение, но полицейских сил не хватало, а войска гарнизона были ненадежны (гренадеры чуть сами не присоединились к восстанию).

Девятого декабря повсюду возникли баррикады. Дружинники-боевики начали охоту на городовых.

Но в целом москвичи сидели по домам. Массовой поддержки революционеры не получили — ни от либеральной интеллигенции, ни от народа. Число повстанцев было невелико — тысяча, максимум полторы тысячи человек. Взять под контроль весь город они не могли. Возникло несколько опорных очагов восстания.

К 19 декабря правительственные войска закончили военную операцию, потеряв убитыми всего 15 человек: повстанцев погибло около сотни. Эта цифра свидетельствует о том, что бои носили локальный, скорее партизанский характер. Гораздо больше пострадало мирных обывателей («частных лиц»), оказавшихся под огнем обеих сторон.

Самый активный и хорошо организованный центр сопротивления находился в рабочем районе Пресня, на мебельной фабрике Шмита. Ее владелец Николай Шмит сыграл в драматических событиях очень важную, пожалуй, даже главную роль. Это был 22-летний недоучившийся студент, увлекшийся социалистическими идеями. За год до восстания он унаследовал отцовское предприятие и стал благоустраивать быт своих рабочих. Сначала Шмит оказывал революционерам денежную помощь, а когда они взяли курс на подготовку восстания, молодой человек создал у себя на фабрике дружину, закупив для нее оружие.

После того как из Петербурга прибыли войска и приступили к планомерному подавлению очагов сопротивления, шмитовская фабрика продержалась дольше всех. (Николай Шмит будет схвачен и год спустя покончит с собой в тюремной камере, но перед этим завещает всё свое состояние РСДРП.)

Случай Николая Шмита был скорее исключением. После октябрьского манифеста радикальные методы перестали пользоваться поддержкой Общества. Большие Беспорядки так и не перерастут в революцию. Впереди будет еще много потрясений, но «температурный пик» лихорадки останется позади.

Следствием манифеста было еще и то, что теперь Общество разделилось на несколько лагерей, которые оппонировали друг другу.

С легализацией политических союзов возникли и проправительственные, более правые, чем правительство, организации, самостоятельно или полусамостоятельно боровшиеся с революционерами и либералами.

Революционеры занялись межфракционным выяснением отношений, как это всегда бывает в период неудач.

Либералы увлеклись подготовкой к выборам и тоже «поделились по интересам»: «Конституционно-демократическая партия», «Союз 17 октября», «Прогрессивно-экономическая партия», «Торгово-промышленная партия», «Партия правого порядка» и так далее.