Но в тот же период Петербург изменил отношение к подконтрольным землям, расположенным поблизости от Китая. Это произошло после опиумных войн, обозначивших колониальный интерес европейских держав, прежде всего главной геополитической соперницы — Британии, к ветхой Срединной империи. С точки зрения России, как непосредственная соседка Китая она тоже могла претендовать на эту добычу.

Соседство, однако, было номинальное. Восточная окраина выглядела российской только на карте. На самом деле это был совершенно пустынный край, куда из обжитых областей страны приходилось добираться минимум полгода, с огромными трудностями и затратами. Из Англии по морю попасть в Гонконг выходило и быстрее, и проще, и дешевле. Вплоть до самого конца девятнадцатого века из метрополии на Дальний Восток грузы следовали не коротким сухопутным путем через Сибирь, а кружным, через Индийский океан.

После основания морского порта с говорящим названием Владивосток в 1859 году усилия правительства по освоению и заселению этих дальних краев активизировались. При Александре III был разработан колоссальный проект строительства Транссибирской железнодорожной магистрали, которая должна была многократно облегчить этот процесс. Трассу строили с невероятной скоростью, не жалея средств.

В девяностые годы Китай становится главным объектом вожделений для всех империй. К нему тянут руки и новые, очень энергичные игроки: Япония, Германия, Америка. Первая в 1895 году отобрала у Пекина остров Тайвань и стала претендовать на первенство в Корее. Вторая заняла в 1897 году стратегический порт Циндао. Третья готовилась к аннексии Филиппин, откуда было рукой подать и до материка.

С империалистической точки зрения, медлить было нельзя. Главенствующее значение для господства в Тихом океане имел флот, а России негде было его разместить — акватория Владивостока зимой замерзала. Нужна была новая база, южнее, а стало быть, на чужой территории.

К вышеперечисленным «объективным» причинам экспансии прибавлялась субъективная, не менее существенная: личная заинтересованность государя императора. Она возникла с тех времен, когда он, еще наследником престола, сначала совершил путешествие морем до Владивостока, а затем председательствовал (пусть номинально) в комитете по строительству Транссиба.

Вероятно, увлеченность Николая дальневосточным вопросом психологически объяснялась тем, что в этой сфере молодой царь чувствовал себя более компетентным, чем министры, — в отличие от всех остальных государственных вопросов. Ведь он там был и видел всё собственными глазами.

Витте рассказывает: «Государь Император … увлекался этой идеей именно потому, что в первый раз он вышел, так сказать, на свободу поездкою на Дальний Восток. Но, конечно, в то время у него никакой определенной программы не сложилось; было лишь только стихийное желание двинуться на Дальний Восток и завладеть тамошними странами». После восшествия на престол программа (ее называли «большой азиатской») сформировалась. Если во времена первого Николая много говорили и писали о том, что историческая миссия России — водрузить крест над Цареградом, то при втором Николае миссией стали считать пробуждение второй, восточной головы имперского орла. «Император Николай II на рубеже XX в. был главным носителем идеи имперского величия России», — пишет Ольденбург.