Маньчжурию же и так считали по факту уже российской.
На случай отказа у японцев был альтернативный план. Два месяца спустя они заключили союзный договор с Англией. Речь шла о взаимном «признании интересов» в Китае, а Корея отныне считалась японской зоной «особого интереса», то есть отдавалась ей на съедение. Это был настоящий оборонительный альянс с пунктом о гарантии военной помощи, если некая третья держава попробует составить коалицию против одной из сторон. В переводе с дипломатического языка это гарантировало, что ни Франция, ни Германия помочь России в конфликте не смогут. Не менее важное значение имели договоренности о закупке в Англии современных боевых кораблей для японского флота.
Потом Петербургу было сделано еще одно предложение о «размене» Кореи на Маньчжурию, но и оно осталось без последствий. Войны с «макаками» Николай II не боялся.
При тогдашнем европейском комплексе расового превосходства сама идея о том, что «желтая» страна нападет на «белую», да еще такую великую, казалась абсурдом.
Силы выглядели слишком неравными.
Российский ВВП был втрое больше японского, население — тоже. Царская армия мирного времени насчитывала 900 тысяч штыков и сабель, а японцы могли позволить себе содержать только 150 тысяч солдат. К тому же в Петербурге были уверены, что воины микадо способны побеждать только китайцев, а перед настоящей армией не устоят.
Завышенное представление о собственных силах и заниженное представление о возможностях противника создавали у петербургских стратегов ощущение, что времени на подготовку вполне достаточно. Военное присутствие на Дальнем Востоке наращивалось, но без особенной спешки. Думали, что грядущий конфликт будет чем-то вроде недавнего китайского похода, в худшем случае — бурской войны.
Так японско-русское противостояние изображали карикатуристы
А между тем военное превосходство России было мнимым.
На одной из карикатур Россию и Японию очень верно изобразили как сонного медведя, повернутого спиной к тигру, изготовившемуся к прыжку. Дальний Восток действительно был «спиной» российской империи. Там у России имелось не более 100 тысяч солдат, разбросанных на обширном пространстве от Владивостока до Ляодуна: 20 тысяч защищали Порт-Артур, еще столько же стояли гарнизонами в Маньчжурии; остальные находились далеко, в Уссурийском крае. Транспортировка подкреплений с запада по одноколейной, еще не вполне готовой Сибирской магистрали представляла собой огромную логистическую проблему.
Японцы же могли при мобилизации увеличить армию до полумиллионного состава и быстро переправить ее через Корейский пролив. В боевых качествах этих войск русским генералам скоро предстояло убедиться.
Еще хуже для России была ситуация на море. В целом российский флот был в несколько раз больше японского, но опять-таки в основном находился за тысячи километров от театра будущей войны. На Тихом океане соотношение было в пользу японцев, особенно по количеству быстроходных крейсеров и миноносцев.
Однако в Токио знали, что русские перебрасывают на Дальний Восток новые части, что готовятся к отправке корабли. Время работало на Россию и против Японии.
И тигр прыгнул.
В отечественной исторической литературе часто писали, что японцы напали неожиданно и коварно. Это не так. В те времена — в отличие от времен Пёрл-Харбора — империя Восходящего Солнца еще слишком заботилась о своем международном престиже и стремилась вести себя «по-европейски».
Двадцать четвертого января (6 февраля) 1904 года посол Курино известил российское министерство иностранных дел о разрыве отношений — в дипломатической практике это было прямым предупреждением о переходе конфликта в военную стадию, так что о неожиданности говорить не приходится. |