«Гиньевра»
Позднее той же ночью моя вера в укрепляющие силы витаминов Е и В<sub>12</sub> вновь упрочилась, и я уже погружался в заслуженный свинский сон, когда Иоанна ткнула меня в бок и сказала:
— Чарли, жеребчик мой, я хочу, чтобы ты ради меня кое-что сделал…
— Золотко, мы же только что… я хочу сказать, что уже не молод, как я объяснял выше… быть может, утром, э?
— Глупыш, я не об этом. Ты же не считаешь меня нимфоманкой или кем-то вроде?
Я пробурчал что-то как бы с облегчением и, вполне возможно, отнюдь не галантно, после чего сонно зарылся ей в теплые влажные груди снова.
— Я хочу от тебя кое-чего совсем-совсем другого.
Я пошелохнулся; слова сочились и цедились сквозь сито заслуженной сонливости, о коей речь уже шла. Опаска схватила меня за горло; я слышал, как стучат мои зубы.
— Дражайшая Иоанна, — ответствовал я голосом рассудительным настолько, насколько хватало сил. — Не уместнее ли будет заняться чем угодно, э-э, отпадным, имеемым тобою в виду сейчас, — завтра? То есть…
Она хихикнула:
— Да, Чарли-дорогуша, я знаю, что ты уже немолод — хотя на этот счет ты бы многих одурачил. — Я самодовольно осклабился. — В темноте, разумеется, — продолжила она, испортив мне всю обедню. — Нет, я не хочу, чтобы ты досуха выжимал свои чудненькие железы. Ну разве что адреналиновые. Я просто желаю, чтобы ты ради меня кое-кого убил. Ладно?
— Убить кого-то? — сонно бормотнул я. — Разумеется. В любое время. Прикончить дракона-двух — с удовольствием, когда угодно. После завтрака, то есть. А теперь мне нужно поспать, видишь ли.
Она потрясла меня за плечо, отчего я зарылся еще тверже и с большей решимостью заснуть. После чего она потрясла меня за более уязвимый член, и я с негодованием проснулся.
— Я тебе вот что скажу, — сказал я. — Больше так не делай! Малый может повредиться. И с чем тогда ты останешься, а? Не медовый месяц будет, а посмешище, ты же не можешь этого не понимать. Спок’ночи.
Она безапелляционно уселась в постели, прихватив с собою почти все покрывала. Больше ничего не оставалось — только проснуться. Я проснулся. Не стану и вида делать, что настрой мой был благодушен.
— Дорогая моя Иоанна, сейчас ни время, ни обстоятельства не подобают для капризов. По всему миру и вокруг мужчины и их очаровательные сопостельницы храпят без задних ног вне зависимости от цвета кожи или вероисповедания, свернувшись калачиками в восстанавливающих ткани восьми или девяти часах. Ты попросила меня, и я согласился это исполнить завтра. Не помню, что это было, но с восторгом повинуюсь твоей малейшей прихоти. Завтра. Чем бы она ни была.
— Ой, Чарли, как ты мог уже забыть? Я лишь попросила тебя кое-кого убить ради меня. Собственного молодого мужа в медовый месяц уже и попросить ни о чем нельзя? Однако, если это так трудно…
— Нисколько; не дуйся, золотко. Все мгновенно исполнится, в один миг. Только дай Джоку имя и адрес этого типа, и он проследит за этим послезавтра. Еще раз спокойной ночи, любимая.
— Чарли!
— Ох, ну ладно, может, и завтра вечером получится, но ему придется разыскивать пистолет без криминального прошлого, понимаешь? Я же не могу попросить его пустить на твоего типа его собственный «люгер». Сама знаешь. Правда ведь?
— Чарли, персона, которую нужно убить, — не… э… тип. Ты бы вообще-то, вероятно, счел неподобающим и персоной ее называть.
— Ты говоришь загадками, о Иоанна моего сердца, — вздохнул я. — Кто же эта августейшая «она» — чертова Королева Английская?
Иоанна захлопала в ладоши — довольная, как маленькая девочка:
— Ой, Чарли, угадал, угадал!
Я отчетливо помню, как на следующее утро сказал Джоку «доброе утро». |