За тяжелыми двойными дверями красного дерева неожиданно послышался топот ног. Анин на всякий случай нырнул под стол. Нет, не страшно... Топот не тяжелый и не громкий, стало быть, не охрана и не бунтовщики. Поскольку ни у кого больше в Стомике не могло быть солдатских ботинок, оставшихся после введения войск ООН. Вероятно, кто то из родственников.

– Отец! Отец! Враг приближается! – донесся до него отчаянный крик.

Анин выглянул из под стола. Перед ним стояла старшая дочь, Персефона. Темное лицо ее блестело от пота.

– Как ты прошла мимо моей охраны? – удивился Анин.

Девушка ответила ему растерянным взглядом.

– Какой охраны? Там никого нет.

Анин выглянул за дверь – коридор пуст. Ни одного охранника.

– Кто же тогда охраняет мое золото? – воскликнул он, мгновенно вспотев.

– Эвридика и Омфала.

Анин кивнул.

– Отлично! Кому же доверять, если не собственным дочерям?!

Персефона подошла к отцу и прижалась к его груди с бесчисленными орденами и медалями. Он награждал себя сам – за каждую победу над внутренним врагом.

– Отец, надо бежать! Мятежники перекрыли все дороги и приближаются к резиденции.

– Но не могу же я оставить золото!

– И кто его потащит?

– Ты и твои замечательные законопослушные сестры, естественно!

– Но у нас не хватит сил, чтобы тащить такую тяжесть!

Анин с отвращением и злобой оттолкнул дочь.

– Будь проклят тот день, когда я породил на свет дочерей вместо храбрых воинов сыновей! Сыновья никогда бы не подвели!

Персефона рухнула на колени, обняла ноги верховного главнокомандующего длинными коричневыми пальцами и прижалась круглыми щеками к его коленям.

– Я не хочу умирать, отец! Спаси меня!

– У вас с сестрами есть оружие?

– О да, самое лучшее! Советские автоматы Калашникова. Не какая то там китайская дрянь!

– Скажи ка, а дверь в хранилище выдержит атаку и артобстрел?

– Вроде бы. Ты сам говорил.

– Тогда ступай туда. Запритесь в подвале и ждите, когда я вернусь за вами и золотом.

– И долго там сидеть, отец?

– До тех пор, пока я не уничтожу мятежников.

– Но ведь не станешь же ты сражаться с ними в одиночку!

Анин потряс красноватым кулаком.

– А я и не собираюсь. Сражаться за нас будут американцы.

Персефона вскочила на ноги.

– Но ведь американцы – наши враги!

– В прошлом да. В будущем – само собой разумеется. Но в данной ситуации я временно сделаю их своими союзниками. Поскольку они полные болваны и обвести их вокруг пальца ничего не стоит. Ладно, ступай в хранилище и запрись там. И захвати с собой продовольствия дня на два, на три.

– Ты так быстро собираешься расправиться с мятежниками?

– Да, – отвечал Магут Ферозе Анин, провожая свою кровь от крови и плоть от плоти к потайной дверце в кухне, за которой открывался лаз в подвал.

Закрывая массивную дверь хранилища, он сердечно попрощался со своими рыдающими дочерьми. Они посылали ему воздушные поцелуи и клялись в вечной любви.

Анин тут же привел в действие часовой механизм замка, поставив его так, чтобы открылся он автоматически только в 1999 году.

До этого времени Анин рассчитывал расправиться со всеми мятежниками. Пусть выпустят пар, все утрясется и успокоится, и тогда Магут Ферозе Анин спокойно достанет свое золото.

А заодно и предаст земле прах умерших и совершенно не нужных ему дочерей. Он проклинал женщин, родивших их. Обманщицы! Каждая из них клялась родить ему наследника и сына! Ничего, они свое получили – за ложь он без долгих церемоний обезглавил каждую.

Итак, разобравшись с тяжелой дверью хранилища, Анин подошел к другой – дверце в полу, о существовании которой не подозревал никто, даже его несчастные дочери, и скользнул в темноту.