Лицо его потемнело от гнева.
– Но я мастер Юнг! Оскорблять чистоту и совершенство моих стихов – значит оскорблять меня! Готовься к бою, мужчина с лицом призрака!
Римо тут же пошел на попятный.
– Прости, ради Бога! Я вовсе не хотел тебя обидеть. Не сердись. Так и быть, три следующие строчки за мной. Идет?
– Ну уж нет! Теперь будешь стоять на месте и слушать, как я читаю свою поэму. Все следующие три тысячи строк.
Лицо Римо вытянулось.
– Три тысячи строк?!
– Потому что я не на шутку рассержен, – обиженно произнес Юнг. – И могу прочесть только самое короткое свое стихотворение. Большего ты не заслуживаешь.
Римо тихо застонал во сне, когда мастер Юнг стал повторять одну и ту же строчку: «Лепестки хризантем падают с серо зеленого неба...» Произнес он ее ровно три тысячи раз на разные лады и варьируя интонацию.
* * *
Легкий шорох, издаваемый «дождем лепестков», заглушил чей то приказной тон:
– Тебе пора сразиться с борцом!
Римо сел на постели, обливаясь потом.
Рядом с татами стоял мастер Синанджу. Прямо и неподвижно, точно идол. На лицо его падала тень, и прочитать застывшее на нем выражение не удавалось.
– Господи Иисусе, Чиун... – пробормотал ученик. – Который теперь час?
– Скоро полночь.
– Полночь? Едва успел глаза сомкнуть, и на тебе...
– Ничего, выспишься. После того как расправишься с самым грозным противником из всех, с кем только доводилось сражаться.
– Не хочу я ни с кем сражаться!
Чиун властно хлопнул в ладоши.
– А ну, вставай и живо! Надо отдать свой долг Дому Синанджу.
Римо натянул простыню на голову.
– Только попробуй, заставь!
В тот же миг в локоть ему словно бы вонзилась раскаленная игла. Боль пронзила руку и плечо. Римо так и подпрыгнул.
– Ой! Ты что делаешь? – воскликнул он, болезненно морщась.
– Просто немного пощекотал то место, которое вы, белые, называете внутренним мыщелоком плечевой кости.
– Ничего себе, пощекотал! Совсем не смешно, – проворчал Римо, вздрагивая от боли.
Чиун резко развернулся.
– Идем. Противник ждет.
В полной темноте они сели в такси и поехали побережьем на юг от Токио. Римо поднял стекла, чтобы в салон не проникала вонь гниющей рыбы.
– Мне еще один сон приснился. Очень страшный, – сказал он.
– Только такие тебе теперь и снятся, – заметил учитель довольно равнодушно.
– Хочешь расскажу?
– Не надо.
– Мне приснился Юнк.
– Поздравляю.
– Мы с ним соревновались в стихосложении.
– Полагаю, Юнг победил?
– Не просто победил. Похоронил меня под лепестками хризантем.
Чиун стряхнул соринку с шелкового кимоно.
– Тебе далеко до величия мастера Юнга. Да и всем остальным тоже. Разве что мастер Ванг или я еще как то сравнимы.
– Ясное дело ты, где уж нам... – проворчал Римо, потирая все еще ноющий локоть.
На берегу длинными рядами вялились кальмары, насаженные на бамбуковые шесты. Плоские треугольные головы, тихоокеанский бриз шевелит щупальца. Они напомнили Римо Грецию и осьминогов, мучительно умирающих на солнце. Почему то их плоские бессмысленные глаза заставили его содрогнуться.
– Странно, при виде кальмаров у меня всегда бегут мурашки по коже?
– Уж так они устроены, кальмары.
– Ненавижу осьминогов! Но кальмаров есть доводилось, и раньше я относился к ним как то спокойнее.
– Осьминоги – безвредные существа. А вот кальмар – довольно опасное создание. |