– Нет. Так, перекусил. На бензоколонке купил себе гамбургер.
Ей хотелось кричать от обиды. Но она только тихонько вздохнула.
– Где Алессио?
– Спит. Он ждал тебя. Ты обещал сыграть с ним в футбол.
– Я ничего не обещал. Сказал, что сыграю, если приеду вовремя.
– Для ребенка это одно и то же.
– Но это же совершенно разные вещи. Хорошо бы, ему кто-нибудь это объяснил.
– Вот ты и объясни.
Остаток ужина прошел в молчании. Элиана закончила есть раньше Маурицио, поставила свою тарелку в раковину и поднялась наверх, в мастерскую, прихватив по дороге пиджак Маурицио с дивана.
Как только она вышла, он встал из-за стола и, взяв с собой бутылку вина, отправился в гостиную смотреть футбол. Элиана явно не желала с ним разговаривать, но это его не очень огорчало. Он был доволен: хорошо поел, собственно говоря, дважды, “Фиорентина”, его любимая команда, выигрывала. Элиана дуется, но этого следовало ожидать. Такое случалось сотни раз – почти всегда, когда он возвращался домой. Он знал все наизусть: сначала Элиана будет злиться, потом начнет винить его за то, что он мало бывает дома. Он напомнит, как ей повезло – живет в достатке и горя не знает, а он вынужден таскаться по делам.
Вечная история. Если она так хочет, чтобы он чаще бывал дома, зачем всякий раз устраивает эти сцены?
Около полуночи он выключил телевизор, поднялся в спальню. Элиана так и не пожелала с ним разговаривать. Дурной признак.
Он разделся, бросив одежду на полу у кровати, залез под одеяло.
– Элиана, любовь моя, иди сюда, – позвал он.
Ответа не последовало. Он сделал еще одну попытку.
– Я так истосковался по своей женушке, – сказал он игриво. – Не заставляй мужа томиться!
Элиана вошла в спальню, бросила на него испепеляющий взгляд и тихо сказала:
– Так что, Маурицио, тебе было очень одиноко?
– Как всегда, любимая.
– И ты все время был один?
– Разумеется, – настороженно ответил он.
– А это чье? – Она показала ему две бриллиантовые сережки. – Они были в кармане твоего пиджака.
Он покосился на серьги и нервно засмеялся:
– Это для тебя, любовь моя. Я очень спешил, не было времени их упаковать.
– Неужели? – сверкнула глазами Элиана. И открыла вторую ладонь. – А губная помада тоже для меня? В следующий раз, прошу тебя, не покупай ту, которой уже пользовались.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. И Маурицио сдался:
– Элиана, ну с кем не бывает!
– Нет, дорогой мой! – взорвалась она. – Это только ты себе такое позволяешь! – Она швырнула серьги и губную помаду об стену. – Все кончено, Маурицио! Между нами все кончено.
– Нет, дорогая, – сказал он невозмутимо.
– Больше не смей меня так называть!
– У нас замечательная жизнь, дорогая.
– Да что тебе известно о моей жизни? Тебя здесь никогда нет!
– И куда ты уйдешь? – спросил он невозмутимо.
– Домой. Я заберу Алессио и вернусь в Америку.
Маурицио холодно посмотрел на нее:
– Нет, моего сына ты в Америку не заберешь.
– Заберу!
– Я не позволю. А без моего согласия ты не можешь этого сделать. Тебе придется доказывать суду, что в Америке ты можешь предоставить нашему сыну лучшие условия, чем здесь. Вряд ли у тебя это получится. У тебя нет профессии, нет денег, нет страховки. Как ты будешь платить за лечение Алессио? Приди в себя, Элиана. Ни один итальянский судья не позволит тебе его забрать. |