|
Все улики самым категорическим образом ведут к нему! Достигли похитители своей цели? По-моему, достигли ее полностью. Они так артистично, так мастерски выполнили свое дело, что уже сейчас наш профессор обеими ногами попал в подстроенную ему западню. И самому несведущему человеку теперь яснее ясного, что именно профессор подменил подлинную склянку фальшивой, потому что, во-первых, он единственный имел право брать склянку с ее постоянного места и держать ее в своем отгороженном ширмой «кабинете» и, во-вторых, потому что 24 октября в конце рабочего дня, прежде чем была заперта и опечатана дверь, он один вошел в лабораторию и один, без свидетелей, закрыл несгораемый шкаф. Даже малому ребенку ясно, что вместо подлинной склянки он запер фальшивую. Этих двух фактов Элефтерову было достаточно, чтобы обнаружить и установить в лице профессора бесспорного похитителя. И он уже больше не ищет действительного похитителя — того, кто в самом деле подменил подлинную склянку фальшивой, — или похитителей и тех, кто вдохновлял их, а стремится вырвать признание своей вины у несправедливо обвиненного человека.
Как видите, и путь поиска неверен, и объект поиска ложный, и сама цель поиска — склянка — из второстепенной превратилась в первостепенную. Все эти роковые ошибки — результат, я это уже не раз подчеркивал, слепого преклонения перед фактами, обожествления так называемых «очевидных» истин. Эти ошибки — результат высвобождения фактов из-под власти логики, результат игнорирования логики и подмены ее набором фактов и техникой. Я не имею ничего против фактов и техники, но факты и технику надо, по-моему, вести за собой, как медвежатник ведет своего медведя — на цепи — и вертит, командует им! Я не знаю, лишала ли кого-то жизни логика, но факты и техника, освобожденные от опеки логики, отправили на тот свет много невинных людей… После столь долгой речи, которую Аввакум произносил, расхаживая взад и вперед по кабинету генерала, он задержался у окна и стал смотреть в него. Но в черном мраке за стеклом невозможно было ничего разглядеть — слышался только тихий, монотонный шепот дождя. Постояв так немного, Аввакум снова сел в глубокое кожаное кресло, положил ногу на ногу и принялся неторопливо набивать трубку. — Я изложил мои «за» и «против», — заговорил он, попыхивая трубкой. — Итак, принявшись за дело, я рискую своим участием в экспедиции, о которой мечтал с тех пор, как помню себя. Не каждый же день выпадает удача отправиться на Крышу Мира! А если я откажусь от участия в расследовании, смертельному риску будут подвергнуты честь и жизнь невинного человека… вот так выглядят в данный момент обе части моего житейского уравнения. И в довершение всего игрок я уже изрядно постаревший и уставший. — А что тогда говорить мне — я лет на десять старше вас! — огорченно заметил генерал. Аввакум пожал плечами. Оба помолчали немного, потом генерал поднялся, вынул из маленького бара в книжном шкафу коньяк, налил две рюмки, одну поставил перед Аввакумом, другую взял себе. Аввакум встал — не мог же он сидеть, когда хозяин стоит. — Ну, какое принимается решение? — спросил генерал. Аввакум улыбнулся — настолько же грустно, насколько и насмешливо. Но свет лампы освещал лишь одну половину его усмешки — насмешливую. Тому, кто смотрел на него с этой стороны, он казался человеком, добродушно посмеивающимся и над самим собой, и над всем светом — грусти в ней не было и следа. Они легонько чокнулись, понимающе кивнули друг другу и выпили. — У меня есть несколько маленьких просьб, — сказал затем Аввакум. — Первая — отправьте, пожалуйста, от моего имени бутылку коньяку профессору. Он меня знает — как археолога, конечно. |
