При этом они натолкнулись на обильно смазанный грязью конус с остатками растений.
— Там, внутри, должно быть сокровище!.. — воскликнул дон Баррехо.
— Его наверняка спрятали там флибустьеры! — добавил Де Гюсак.
Мендоса оставался молчаливым и, казалось, нисколько не разделял надежд своих товарищей.
— Давай копать дальше, Де Гюсак, — завелся грозный гасконец. — Увидишь, что вскоре у нас в руках окажется клад из множества дублонов и пиастров.
Они сняли слой грязи, покрывавший вершину усеченного конуса, и… их глазам открылась кладка яиц; величиной они были с гусиные, но чуть подлиннее и с сильно морщинистой шелухой, изборожденной странными иероглифами. Это открытие сделал Де Гюсак, даже зажегший фитиль в надежде увидеть, как отражается его слабый огонек в благородном металле.
— Хвост сдохшей собаки вам в глотку!.. — изумился дон Баррехо. — Что бы это была за чудная курица, подумавшая о нас? Вот тебе и на!.. Яйца, сеньоры, и притом большие. Жаль, что у нас нет сковородки и немножечко масла. Тогда бы мы могли поджарить яичницу.
Мендоса загадочно хмыкнул.
— Что ты там брюзжишь? — спросил дон Баррехо, который заботливо отложил яйца в сторонку.
— Значит, ты считаешь, что их снесла курица? Что-то я никогда не видал, чтобы куры рыли норы.
— Но это же дикие куры, еще не известные людям. Тю!.. Еще один слой грязи. Под ним тоже должно быть что-то.
Он осторожно снял верхнюю коросту, чтобы предполагавшаяся яичница не оказалась сразу несъедобной, и открыл второй, а за ним и третий слой яиц, в точности похожих на яйца из первого слоя.
— Да там закопаны сокровища Перу!.. — крикнул он.
И как раз в этот момент появился индеец, несший охапку относительно сухого хвороста.
— Эй, дружище, — позвал его дон Баррехо, в то время как Де Гюсак пытался зажечь костер. — Это же настоящие яйца, не так ли?
— Да, — ответил краснокожий.
— Черепашьи?
Индеец с отвращением поморщился, а потом сказал:
— Яйца жакаре.
— Кайманьи!..
— Это гнездо рептилий, почти засыпанное песком, который поднял торнадо.
— Tonnerre!.. Я никогда бы не решился их попробовать. А ты, Мендоса?
— Предпочел бы затянуть пояс, — ответил баск.
— Тогда бы ты в конце концов сдох, приятель. А между тем негры едят эти яйца.
— Как и хвосты кайманов, — сказал Мендоса.
— Мы найдем что-нибудь получше, — пообещал индеец. — Подождите до рассвета. Этой ночью самки черепах отложат яйца. Их у вас будет, сколько хотите.
— Еще одно затягивание ремня за последние сутки, Мендоса, — прокомментировал предложение индейца грозный гасконец.
Между тем Де Гюсак развел огонь, и ровное пламя озарило маленький лагерь, распространяя вокруг себя приятную теплоту.
Трое авантюристов в насквозь промокшей одежде дрожали от холода, потому что ночи в некоторых районах Центральной Америки нельзя назвать теплыми; они сгрудились вокруг веселого пламени, а индеец опять пошел за дровами.
Всю ночь вода в Маддалене держалась на необычно высоком уровне, что навевало авантюристам самые мрачные мысли.
— Если этот остров зальет вода, то тогда всем доброй ночи, — повторяли они, прислушиваясь к шуму течения.
Однако спокойствие индейца немного успокаивало их.
Этот человек, который слышал и чувствовал все, должен был бы побеспокоиться хотя бы за свою судьбу, но он по-прежнему сохранял превосходное настроение.
— Ты должен что-либо услышать или почувствовать, — сказал ему дон Баррехо незадолго до того, как появилось солнце. |