Когда русские ушли, полевые командиры разрозненных групп моджахедов разом вспомнили старые обиды, немало которых накопилось за время войны. Кто-то в окопе сидел, а кто-то – на пресс-конференции. Некоторым полевым командирами даже дали прозвище – "командиры Гуччи" (Гуччи – итальянская линия одежды для мужчин, очень дорогая – прим автора) Кому-то недодали спонсорских денег, кто-то кого-то случайно обстрелял. А кто-то кого-то – и неслучайно. Вспомнились и старые обиды – у прадеда коня украли, у деда жену увели. Кровная месть у горцев могла продолжаться столетиями, и сейчас она вспыхнула с новой силой. Да еще спонсоры войны, прежде всего американцы, решили, что раз Советский союз ушел из Афганистана – значит выделять деньги и финансировать движение моджахедов уже не нужно. Вздохнув с облегчением – все-таки эта война немало вытащила денег из американского бюджета – американцы ушли. Ушли, наивно надеясь, что разбросанные ими камни соберет кто-то другой, а с теми, кого они обучали убивать неверных, они больше никогда не встретятся.

Нужно было принимать решение – что делать дальше. К кому из моджахедов примкнуть.

В одиночку быть было невозможно, человек без поддержки какой-нибудь вооруженной экстремистской группировки превращался в овцу в середине стаи волков.

Хасан Салакзай сделал выбор. В госпитале, куда его доставили едва живого и уже не надеялись, что он выживет, его оперировал опытный доктор-хирург, невысокий, полненький с круглыми очками, которые у него так и норовили сорваться с переносицы. Даже после операции все ждали, что Салакзай умрет – но он выжил. Он выживал вопреки всему, он выжил даже вопреки самой смерти, представшей перед ним той страшной ночью восемьдесят седьмого в образе того русского в помятой "афганке" с серьезным, даже суровым выражением лица и пулеметом Калашникова в руках.

Значит, он не все еще выполнил на пути Аллаха, не все…

Доктор, заинтересованный скорым выздоровлением больного, которого он считал безнадежным, и который не потерял силы духа, даже потеряв руку, начал все чаще и чаще приходить к кровати Салакзая. Доктор по национальности был египтянином и почти не знал пушту, но за пару месяцев они как-то научились общаться на дикой смеси арабского и пушту. Можно даже сказать, что они стали друзьями.

И однажды доктор пришел не один. Вместе с ним к кровати Салакзая подошел еще один человек – высокий, худощавый с длинной бородой и глазами библейского пророка. Он уже тогда был хорошо известен – сын саудовского миллионера, наследный принц строительной империи, он бросил шикарную жизнь и приехал в Афганистан, чтобы простым солдатом сражаться на пути джихада. Пример, заслуживающий подражания, он уже тогда выгодно отличался от афганских полевых командиров, погрязших во внутренних дрязгах и наркоторговле. Втроем, они проговорили до утра, и этот разговор Салакзай помнил до сих пор в мельчайших деталях. Поэтому когда ушли русские, Хасан Салакзай снова нашел лечившего его доктора и спросил, не может ли он быть ему чем-нибудь полезным. Тот ответил, что ему будут полезны все люди, которые готовы вступить на путь вечного джихада с неверными собаками. Но у каждого – свой путь священной войны. Например, для него будет очень хорошо, если он устроится в полицию, чтобы помогать своим братьям по вере.

Звали этого доктора Айман Аль-Завахири…

Когда гость ушел, Хасан Салакзай неспешно налил себе чая из древнего медного чайника. Пригубил ароматную, терпкую жидкость, напряженно размышляя. Эмир, как его называли только самые приближенные, был прав, впрочем, как и всегда. В голове Салакзая звучал его голос, слова, которые он сказал при встрече несколько месяцев назад: "Мы должны найти этот самолет – и тогда на нашу борьбу снизойдет благословение Аллаха! Ты должен сделать это! В этом – твое предназначение, твой путь к Аллаху! Иншалла!" Иншалла…

Южно-африканская республика

Район Карру, ферма "Редбуш" 28 июня 2009 года – Ну что, док.