— Мы на месте, — сказал майор. — Я ненадолго. Машину запирать не буду.

— Да-да, идите, — сказала миссис Али. — Грейс после прогулки станет лучше.

Пока майор выбирался из автомобиля, Грейс снова застонала. Он торопливо зашагал к дому, надеясь, что ее стоны не будут разноситься слишком далеко.

Миссис Огершпир была родом из Борнмута. У нее было длинное хмурое лицо и тонкие, постоянно поджатые губы. Одета она была в костюм из черной шерсти, пучок черных перьев на шляпе свешивался на ее сморщенный лоб.

— Мой отец был полковником, — сказала она после того, как их представили друг другу. В каких войсках он служил, она не уточнила. — Но состояние он сколотил на шляпах. После войны европейские шляпы пользовались большим спросом. Когда отец умер, дело перешло к моему мужу.

— Так сказать, с военных сборов к головным уборам, — сказал майор.

Роджер уставился на него, словно услышал что-то оскорбительное, после чего с широкой улыбкой взглянул на дохлую ворону, нависающую надо лбом миссис Огершпир.

— Сейчас уже шляпки не те, что раньше, — сказал он.

Его улыбка замерла, словно Роджер позировал для фотографии. Майору показалось, что его зубы стали крупнее и белее, но, возможно, причиной тому были неестественно растянутые губы.

— Вы правы, молодой человек, — согласилась вдова. — Когда я выходила замуж, у меня была шляпка из лебединых перьев. Но сейчас лебединых крыльев не достать. Ужасно жаль.

Майору представились бескрылые лебеди, плавающие в пруду Литл-Падлтона.

— Это настоящая винтажная шляпа? — спросила Сэнди. — Мне надо послать ее фотографию подруге, она редактор в журнале «Вог».

— Да-да, разумеется, — сказала вдова, кокетливо наклоняя голову, пока Сэнди фотографировала ее на свой крохотный телефон. — Мой отец сделал ее к похоронам матушки. Она была такой красавицей. А потом он отдал шляпку мне, на память о маме. В прошлом месяце я надела ее на похороны тети.

Она вытащила крохотный кружевной платок и высморкалась.

— Мои соболезнования, — сказал Роджер.

— Она не умела носить шляпы, — продолжала вдова. — Она не была леди, в отличие от моей матушки. Моя мать никогда не пользовалась телефоном. И если продавцы подходили к передней двери, а не ко входу для слуг, она прогоняла их метлой.

— А разве шляпное дело — это не торговля? — спросила Сэнди. — Своего мужа она тоже отправляла ко входу для слуг?

— Разумеется, нет, — ответила вдова. Перья затрепетали, а Роджер выглядел так, словно его сейчас стошнит. — Мой отец делал шляпы для благородных людей.

— Давайте пройдем в дом, — сказал Роджер, пытаясь незаметно для вдовы послать Сэнди взгляд. — Сэнди была бы счастлива проболтать с вами до завтра, миссис Огершпир, но мне бы хотелось увидеть все при дневном свете.

Майору дом показался сырым и неухоженным. В нескольких углах штукатурка вспучилась подозрительными пузырями. Балки, судя по всему, прогнили, а полы на первом этаже были выложены неровной уличной плиткой. Камин выглядел более закопченным снаружи, чем изнутри. Окна были старинными, но рамы так перекосились, что создавалось впечатление, будто под малейшим дуновением ветерка стекла могут вылететь.

— Возможно, я решу продать часть обстановки новым жильцам, — сказала миссис Огершпир, разглаживая кружевную салфетку на спинке линялого кресла. — Разумеется, если это будут достойные люди.